Вот уже пять месяцев Гусман жил среди монахов. Находился рядом с ними и при этом бесконечно далеко от них. Принимал участие в повседневной работе, присутствовал на службах – хотя бы в качестве постороннего наблюдателя. Гектор принимал пищу вместе с братией и жил в келье, но он не был одним из них. При этом его многое с ними роднило: как и они, он бежал от мира, круглые сутки проводил в монастырских стенах и не имел никакой собственности. Притом что причины, доведшие Гусмана до такой жизни, имели мало общего с духовными поисками.
Он был гоним и полицией, и мафией. Ральф Ханке – бизнесмен и лидер криминальной группировки из Мюнхена – был одним из его преследователей. Другим был колумбийский наркоторговец Игнасио Рамирес. Они объединились, чтобы устранить Гектора Гусмана. И преуспели. Ханке и Рамирес похитили его сына Лотара и консультанта Эрнста Лундвалля, бывшего в курсе дел Гектора. После этого им не составило труда контролировать его деловые контакты.
Фары приближались, автомобиль поднимался по склону. Гусман слышал негромкое гудение мотора.
Ральф Ханке… Человек, который убил его брата, отца и – с высокой долей вероятности – его любовь Софию Бринкман. Это из-за Ханке Гектор впал в кому, а теперь, возможно, лишится и сына. Ханке отнял у него все. Никто еще не подвергал Гектора подобному унижению.
Как поступают с такими людьми? Стоило задать себе этот вопрос – и идеи хлынули потоком. Мысли о мести не давали Гусману спать по ночам, лишали его покоя днем. Даже в таком месте, как это. Они переворачивались у него в желудке неперевариваемым железным комом… Нанести ответный удар. Убить дьявола. Убить их всех. Металлический привкус во рту означал – ни больше ни меньше – жажду крови.
Когда же, пусть ненадолго, рассудок все-таки брал верх над одержимостью, мысль о Лотаре заглушала все остальные.
Гектор опустил глаза. Монашеская ряса, сандалии, гравий под ногами. Земля свята – куда бы ни ступила ваша нога. Так говорит брат Роберто.
Незадолго до того, как обосноваться в монастыре, Гектор Гусман вышел из комы, в которой пробыл почти полгода. Уже только открыв глаза, он понял, как изменился. Он стал задавать слишком много вопросов. Самому себе, но прежде всего – Небу. Это создавало определенные неудобства – по крайней мере в краткосрочной перспективе. Быстрых решений больше не существовало. Возможно, это было к лучшему, но Гектор не привык иметь дела с вечностью. А здесь, в монастыре, все еще больше осложнилось. Гусман сам не мог понять, хорошо это или плохо. Кроме того, появилось еще одно новое чувство. Жизнь стала ощущаться интенсивнее на всем, так сказать, протяжении спектра. Гектор уяснил для себя много нового, стал осознавать связи, которых не видел раньше. Мироздание явило свое единство. Гусман даже стал слышать голоса – чаще больше походившие на