Про Гласа я не сказал ничего, хотя спрашивали долго и настойчиво…
***
…Я уже видел, как вспучивается от прикосновения раскалённого металла кожа, чувствовал запах горелого мяса, закрыл глаза, стиснул зубы, приготовившись к боли, но время шло, а печати всё не касались ладоней.
Я осторожно приоткрыл один глаз, потом другой, и палач и все остальные, казалось, совершенно забыли про меня и пялились на витражные окна, за которым что-то громко ревело и грохотало.
– Светлый Сагор… – пробормотал священник с всклокоченной бородой.
И тут стена взорвалась, витражи брызнули осколками, оконные проёмы полыхнули огнём. Спас меня истыканный осколками палач, который рухнул навзничь, прикрыв своим телом. Кто-то закричал, заметался, остальные кинулись к выходу, началась давка. Стены зашатались, с потолка посыпалась штукатурка и обломки камня. Я увидел, как через окна в храм влетают огненные шары, как пламя с гулом взбирается по занавесям и драпировкам, как валятся мгновенно обуглившиеся балки, и понимал, что никто не будет вытаскивать меня, эту схватку со смертью выиграть не удастся. Огонь заполнил весь мир.
– Прощайте, – тихо прошептал я двум рунам «тлен», так и оставшимся лежать на наковальне.
Глава 2. Королевская охота
Кто-то незримый, но умелый ковал измену в стране, она тлела, разгоралась в умах черни, как поковка на наковальне, – слухи и пересуды гуляли по всем кабакам Руаны, от Гайона до Артамака. В каждой грязной ночлежке или провонявшей горелым салом харчевне шептались о королевском безумии. Одни списывали это на плохую родословную (прадедушка Къёрварда, Варкаст четвёртый, знаменит был тем, что убил двух жён, заподозрив их в измене), другие говорили о порче и поводке, протянувшемся до самого Лондавара, остальные судачили о продажности окружения, давно смотрящего в сторону Гертама. Так или иначе, поход короля против городов-монастырей вверг страну в некоторое оцепенение, которое вот-вот грозило перерасти в нешуточную лихорадку.
Граф Эрик Готиан де Ардени за неделю путешествия из Рагоса к Ариэндине наслушался такого, что говоривших можно было раз десять казнить за вредительство короне. К исходу пути его уже тошнило от постоянных споров черни и предложений по спасению государства. Как назло, путешествовал он инкогнито, в одиночку и с достаточно малым запасом монет, поэтому приходилось ночевать именно в таких отстойниках человеческого мусора. Как обычно, его пару раз пытались обчистить, один раз завербовать в осведомители стражи, он даже умудрился попасть под подозрение пожилого странствующего мага, который оказался не по возрасту остроглазым и углядел герб на простеньком медном перстне. Мага пришлось успокоить парой кувшинов вина, ссориться с гильдиями или, тем более, одним из Орденов в планы не входило, с остальными он так не церемонился – грабителей просто убил, а вербовщику, который пытался запугать, сломал пальцы на правой руке. Когда заявились два толстопузых олуха с зазубренными фальчионами в руках, Ардени пришлось