То же самое произошло и с Данилой, и потому он и не обернулся. Теперь он по-настоящему шёл по этому городу, и ему не нужно было двигаться в каком-либо определённом направлении, чтобы увидеть житейскую красоту – ведь она царила повсюду. Он шёл по Avenue de l’Opera, разглядывая выщербленные временем здания, соседствующие с яркой, легкомысленной рекламой. Это сочетание не вызывало отторжения, оно лишь подтверждало триумф жизни, царивший вокруг. Улица упиралась в серовато-коричневое мрачное здание без окон. Оно простиралось в обе стороны и, хотя где-то дальше и был виден его конец, из-за своей суровой однообразности здание казалось бесконечным. По другой стороне улицы, напротив него, шла анфилада из арок, под которыми скрывались магазины разной направленности, но одинаково привлекающие покупателей яркостью и освещённостью своих витрин. Данила пошёл вдоль них. Здесь были винные магазины с деревянными полками, ощеренными пыльными горлышками бутылок, были сувенирные лавки с примитивными товарами: магнитами из дешёвого пластика кислотных расцветок и футболками с вызывающей надписью «I love Paris», и были модные магазины одежды, озадачивающие своей пустынностью. Данила шёл вдоль них, не замедляя шага, хоть и разглядывая понемногу витрины. Скоро анфилада закончилась, выйдя в небольшую площадь. Посередине красовался позолоченный памятник, неразличимый из-за своего сияния на солнце. А на другой стороне, на углу площади и улицы с всё той же продолжающейся анфиладой, Данила увидел очередной ресторанчик, типичный парижский, с маленькими столиками на мостовой и подвижными официантами, вьющимися вокруг. Он вспомнил о своём голоде, который хоть и немного притупился благодаря богатым впечатлениям, но не исчез и притаился где-то внутри. Данила решил сдаться и перекусить – тем более что это являлось неотъемлемой частью его культурной программы.
Ресторан (или, согласно французской классификации, brasserie) назывался Le Caroussel. Столики снаружи были заняты. Но желудок, почувствовав слабину хозяина, уже не оставлял возможности поискать другое место. Данила зашёл внутрь. Здесь было пусто, лишь за одним столиком сидела девушка с чашкой кофе и блюдцем, на котором, видимо, ещё недавно красовался некий десерт. Внутри было немного сумрачно, помещение освещалось лишь светом дня сквозь высокие окна. Свет этот растворялся почти без остатка в тёмных дубовых панелях, обрамлявших стены, колонны и барную стойку. Данила сел у окна, за которым виднелись бурно жестикулирующие о чём-то туристы.
К нему приблизился гарсон, молодой парень с русыми волосами и доброжелательным широким лицом и неожиданно обратился к нему по-русски без всякого акцента:
– Добрый