О мостах и о тех, кто на них обитает. Роман-путеводитель. Егор Авинкин

из картона) где-нибудь в Купчино или терпеть соседей из пещероподобной коммуналки, которые и впрямь временами напоминают неандертальцев. Такие молодые парни и девушки готовы терпеть любую несвободу в бытовом плане ради свободы в возвышенном смысле.

      Лизе такая блажь в голову никогда не приходила. Во-первых, она не испытывала никакого дискомфорта от родителей. Они сквозь пальцы смотрели на её суматошный стиль жизни. Мама, всё ещё молодая душой, даже поощряла её, убедившись перед этим, что Лизе хватает ума не влезать в совсем уж неприятные истории, и частенько составляла компании полуночным посиделкам на кухне, с кофе и сигаретами, по всей видимости, заряжаясь от них энергией юности. Папа же, интеллигентный мужчина невысокого роста, с густыми усами, скрывающими неуверенные губы, привык позволять женщинам в своей семье любые чудачества, что могли взбрести им в голову, оставляя за собой решающее право голоса в более важных вопросах. Вторая причина, по которой Лиза не хотела съезжать с этой квартиры, заключалась в самой квартире. Она утверждала, что переедет отсюда лишь к будущему мужу на Крестовский остров – или на Манхэттэн, как повезёт. В этом Катя её понимала. Любой человек, настроенный на восприятие суровой красоты Петербурга, пришёл бы в восторг от этого вида из окна. Её комната была угловой, одно окно выходило на бледно-зелёный дом с застарелой пылью в складках лепнины, а в другое окно был виден никогда не спящий Большой проспект, артерия Петроградки, неустанно несущая по себе эритроциты автомобилей, а также захватывающий дух рельеф из крыш, крытых ржавым железом и ощеренных зубцами дымоходов. По вечерам, в хорошую погоду, они тонули в лучах заходящего солнца медового цвета.

      Катя вышла со «Спортивной», прошлась по Большому, купила по пути тортик и завернула за угол, где скрывалась парадная. Поднимаясь по лестнице, ещё с третьего этажа, почувствовала запах пирожков и поняла, что тортик был лишним.