Колени подгибались, в висках стучало, Николетта прислонилась к стене, чтобы не упасть. Ей показалось ужасно несправедливым, что несмотря на все ее хитрости зверь остался жив да еще начал исцеляться с такой противоестественной быстротой, что скоро совсем оправится. Внезапно ею овладела ярость. Девушка высвободила топор и снова ударила им – туда, где мех уступал место розовой коже за ушами. Тело лишь миг билось в конвульсиях, и она с радостью заметила, что новая рана срастается куда медленнее, чем прежняя, которая совсем закрылась на спине, оставив лишь выпуклый шрам.
Она ударила снова и снова, покуда жилы, связывавшие голову с шеей, не излились потоком алой, черной и желтой жидкости, а из бесформенной массы плоти не показались кости. Голова откатилась в угол и остановилась лицом к ней – изо рта, ушей и носа сочилась кровь, но тварь все равно моргнула бледными глазами. Николетта принялась кричать и кричала, пока не потеряла сознание.
Она очнулась внезапно, когда огонь уже потух в очаге, а в комнату пробралась рассветная мгла. Два чудовища лежали, точно груда валежника. К вящей радости Николетты изуродованные тела не шевелились. Она по-прежнему прижимала к груди топор, холодное и мокрое навершие которого прилипло к щеке. Девушка отбросила его в сторону и поднялась на ноги. Всхлипывая, она дохромала до двери и вышла в лес. Она шла медленно, берегла окровавленную ногу, и в конце концов нашла ручей.
Несмотря на утренний холод, Николетта собрала волю в кулак и прыгнула с поросшего мхом камня в мелкую заводь. Хватая ртом воздух и дрожа, она встала на дне и принялась смывать засохшую кровь, не обращая внимания на то, как жестоко вода обжигала раны и кожу. Затем она стала кататься в палой листве у берега ручья, от ее тела поднимался пар, а сама девушка расхохоталась; потом заплакала и снова расхохоталась. Наконец она успокоилась настолько, что заметила, какой омертвевшей и жесткой стала ее кожа, и осмотрела ногу.
Когда она легонько надавила на опухшую розовую плоть вокруг четырех рваных ран, позади нее хрустнула ветка. Не оборачиваясь, Николетта поняла, что вернулся зверь, которого она приняла за мертвого; зверь с лицом старика. Когда она увидела его шишковатую, но вполне человеческую голову, смотревшую на нее из угла комнаты, лишь обморок спас ее от сумасшествия. Николетта знала наверняка, что если еще хоть раз увидит эту голову, сразу умрет от страха, а теперь она поняла, что убить эту тварь невозможно.
Она попыталась помолиться, но с ее губ сорвался лишь тихий стон. Тогда она закричала – без слов, обращаясь к отцу, Пресвятой Деве, ведьме, деревьям и ручью. Она была слишком слаба, чтобы бежать или просто пошевелиться, все ее силы иссякли. Девушка выла до тех пор, пока снова не лишилась чувств, когда сознание не справилось с таким напряжением.
Перекатившись