«Старик-то, кроме того, что зол, – еще и глуп», – подумал Зырянинов, а вслух сказал ледяным тоном:
– Прощайте. Нам с вами кажется, разговаривать больше не о чем.
И отправился к Бильбокееву.
III
– Ну что? – спросил Бильбокеев, пожимая руку Зырянинову – Удачно?
– Это мерзавец какой-то! – злобно проскрежетал Зырянинов.
Бильбокеев вскочил и всплеснул руками:
– Неужто отказал?
– Да!
– О, черт возьми… Я всего ожидал от этого маньяка, но отказать в такой простой вещи…
– И вы знаете: он не только скуп, но и глуп до противного. Он при мне так раскритиковал стихотворение одного поэта…
– А что же он вам сказал?
– Сегодня, говорит, деньги возьмете, а завтра чужую жену…
– Вот кретин-то. Да вы бы ему сказали, что вам очень нужны…
– Говорил. «А мне, говорит, не нужны?»
Редактор переплел пальцы и со страдальческой миной сжал их так, что они хрустнули.
– Боже! Какой осел… О, когда мы только от него избавимся? Это будет счастливейший день моей жизни.
– Ваше положение, – сочувственно сказал Зырянинов, – тоже не из важных. Я это понимаю…
– Ах, как это все неприятно… Мне так хочется вам это устроить… Я понимаю – когда деньги нужны…
– А знаете что? Напишите ему записку, что вы категорически настаиваете на выдаче мне аванса. А я ее снесу ему.
– С удовольствием. Я буду рад, если дело выгорит. И паука, может быть, зазрит совесть.
Бильбокеев стал писать записку.
– Ха-ха! Пишу ему: «Дорогой мой Филипп Ипатыч», а хочется написать: «проклятое, тупое дерево, мерзавец Филька!..» Ну – вот-с. Записка готова. Я все-таки думаю, что он согласится. Скажите ему на словах, что я прошу сделать мне в личное одолжение.
– Я не знаю, как и благодарить вас! – в волнении воскликнул Зырянинов…
IV
Лиходеев распекал какого-то потрепанного человека.
– Зачем исторический роман? Кому это нужно? Что? Бильбокеев? А что мне ваш Бильбокеев! Бильбокеев мне не указ. Исторический роман из эпохи Самозванца… Ха-ха! Да вы что, были там? Видели эту эпоху? Нет? Так нечего вам и говорить. До свиданья. Притворяйте дверь. А! Вы опять пришли? Что вам угодно?
– Вот записка от Бильбокеева. Он еще просил передать, что согласие ваше будет личным ему одолжением.
– Ребенок! – сказал старик. – Сущий ребенок.
Одним глазом он скользнул по записке и, разорвав ее, бросил в корзину.
– Извините. Ничего не могу.
– Во-первых, – сказал Зырянинов, – я очень сожалею, что просьба моя удовлетворена вами быть не может, а во-вторых, ты не более и не менее как старый идиот, мерзавец, и когда черти заберут тебя в ад – на земле будет дышаться легче, солнце засияет ярче и птицы запоют громче!…
Лиходеев протянул к нему дрожащие руки и жалобно сказал:
– За что же вы… старика… обижаете?
– А за то, – в чрезмерном волнении вскричал Зырянинов, – что этот старик отказывает мне в деньгах, на которые можно