Inter arma silent Musae[14]»[15].
Отношения между критиком и писателем установились самые теплые. Об этом говорит ответное, от 3 ноября 1906 года, письмо Корнея Ивановича: «Дорогой, многоуважаемый М. Н. От всей души благодарю Вас за Ваш отклик; Вы сами знаете, как он дорог и мне, и нашим читателям. Вообще анкета удалась – отозвались сотни читателей. Видно этот вопрос задевает в публике какие-то больные струны, – и его следовало бы разрабатывать и разрабатывать, но… меня ждет Москва. Белокаменная замерла от ожидания. Я читаю лекции о Уитмане. Пожелайте мне мысленно успеха, о провале я уж сам позабочусь. Душою Ваш К. Ч.»[16].
В начале литераторского пути Чуковского, так часто бывает у молодых людей, посещали честолюбивые помыслы. В июне 1904 года он писал жене из Лондона: «Посмотри мои последние корреспонденции – в них ты увидишь – и больше веры в себя, и способности и даже почти талант. Не так ли? Я было упал духом и готовил себя в Раппопорты или Дионео, а теперь мы еще поборемся».
К. И. Чуковский и Б. А. Садовской. 1910-е
Семен Исаакович Раппопорт и Дионео (Исаак Владимирович Шкловский, дядя Виктора Борисовича) были в то время корреспондентами российских газет в Англии, первый – петербургской «Речи», второй – московских «Русских Ведомостей».
Раппопорт и Дионео – планка невысокая. Кто их сегодня помнит?
И она успешно была преодолена. Чуковский стал известным критиком.
Но приобретенная им слава, как уже отмечалось, была славой Герострата.
Д. В. Философов в одной из статей говорит: «…Глубокие мысли г. Галич излагает… довольно хлестко, почти как К. Чуковский». А Велимир Хлебников в заметке 1913 года называет Чуковского «словесным пиратом».
Злость в статьях Чуковского была вызвана не только стремлением к скандалу, к известности, но и раздражением, вызванным осознанием (скорее даже подсознательным ощущением) того, что ты занимаешься не своим делом.
Николай Раевский в опубликованной «Новой Русью» 27 марта 1910 года четвертой части своих «Заметок публициста» писал:
«У К. Чуковского есть замечательная статья “Веселое кладбище”.
Не тем она замечательна, что там написано много ценной правды о других, – а тем, что в ней дается весьма точная характеристика самого автора… Здесь “авторская исповедь
“Ведь как остроумно пишет, даже жутко читать. Ходит покойник между живыми и острит без конца”».
Точнее, не покойник, а ребенок, которому не интересно то, что занимает умы взрослых людей. Именно ребенком в свои почти тридцать лет, да и позднее, был Чуковский. Об этом говорит запись в дневнике, сделанная Корнеем Ивановичем 20 июня 1910 года: «Я познакомился с Короленкой: очарование… Земские начальники, отрубные участки, Баранов[17], финляндский законопроект, Бурцев[18]