Тут котят бездомных жалко как, а это же ребенок!
– Девчата, зайдите в реанимацию, – попросил показавшийся на минуту из нее молодой врач, тот самый, который увозил Лялю на скорой.
Практикантки, как по команде, скрылись в дверях.
Ляля лежала в застиранном грязном бельишке на взрослой кровати под одеялом с закрытыми глазами. На ее лбу выступили капельки пота, слепив черные кудряшки в колечки.
Почти два года назад она, крошечная, преждевременно рождённая, лежала вот также в реанимации под стеклянным колпаком. Трубочки, провода… Как и тогда, с ней незримо присутствовала Маргарита, которая может и смирилась с пропажей дочери, но ее подсознание неизменно хранило воспоминания о пропавшем ребенке, об ее Аннушке…
– Предписание я сделал, – произнес устало молодой доктор, обращаясь к будущим коллегам. – Варвара Петровна сегодня на посту до утра. Во всем советуйтесь с ней, если мне вдруг придется отлучиться. Состояние критическое. Но нам не привыкать.
Здоровая генетика дала о себе знать. Ляля пришла в себя. Через три дня ее перевели в общую палату детской городской больницы.
Она была все еще очень слабенькой, плохо кушала и принимала лекарства против алкогольной зависимости. Как не грозилась Рубенсита перевести Лялю на «колеса», участь стать наркоманкой ребенка миновала.
Соседки по палате – три сердобольные украиночки с малыми детьми – окружили Лялю заботой. Каждая из них пыталась накормить несчастную девочку чем-то домашним, вкусным.
Ляля благодарно улыбалась им и в отличие от других детей не вредничала, не плакала, а лишь задумчиво смотрела на всех большими голубыми глазами, как бы спрашивая: «Чем я провинилась перед вами?»
Слезы жалости наворачивались на глаза мамаш при виде двухлетнего ребенка, забывшего о том, что есть смех и радость. Ей подарили куклу и мишку, и она часами сидела на больничной койке, о чем-то с ними разговаривая, а потом долго спала, беспокойно раскидав исхудавшие ручки в стороны и часто вздрагивая.
Так прошел месяц. В палату приходили новые мамаши с детками. А прежние, те кто уже выписался, приходили навестить девочку, приносили ей подарки.
Ляля привыкла к медсестрам, не противилась уколам и терпеливо глотала порошки и таблетки.
Постепенно она из рано постигшей ее суровой взрослой жизни снова возвращалась в ребенка: играла с другими детьми, что-то напевала себе под нос.
Медперсонал плакал, когда однажды в больницу пришла пожилая худощавая воспитательница и забрала их «Ларису» в детский дом.
Девочка уже привыкла к новому имени. Приходя в себя в реанимации, она тревожно вскрикивала, как умирающая чайка. А ведь в переводе с древнегреческого чайка и есть Лариса. Лора… Так назвали ее практикантки и молодой доктор с «неотложки».
С новым именем девочка попала в Полтавский детский дом-интернат для сирот.
Это было серое безрадостное заведение со множеством грустных детских лиц, сердобольными