Вы когда-нибудь видели, как рушится карточный дом? Возьмите колоду из тридцати шести карт и долго складывайте её в виде домика. Я так делал в детстве. После, когда осознаете, как хорошо у вас вышло, пусть сквозняк распахнет форточку и ветер раскидает труд ваших рук по комнате. Вам это понравится? Вот летят стены, кружится потолок, пол несётся прямо вам в лицо. От такого можно и сойти с ума, правда? Вот что бы этого не произошло – я начал ловить пол лицом, ведь мой дом оказался так же несовершенен, как и игрушка, собранная из пластика для преферанса.
– Что за чушь ты мелешь? Ну вот чего тебе не хватает? Зачем ты таскаешь его по дурацким врачам? – неслись голоса с кухни.
Пол – лицо…
– Виктор, они не дурацкие, они обыкновенные. И мне приходится к ним ходить, потому что только ты можешь не замечать, что происходит с твоим сыном! – шум нарастал.
Пол – лицо…
– Кроме того, что он маленький гений, ничего с ним не происходит! – грохочет гром.
Пол – лицо…
– Может быть он и умеет считать уравнения, да вот только больше он не умеет ничего! Он же до сих пор не пользуется горшком! Ему уже почти четыре! Не писаться в его возрасте – нормально!!! Освоить туалет, а не решать уравнения!!! – свистят ультразвуком молнии.
Пол – лицо…
– Значит ты – дура! Раз не смогла ребёнка научить. Я смог обучить сложным формулам, а ты элементарному не сумела! – раскат. Еще раскат.
Пол – лицо…
Гроза перемещается с кухни в комнату. Где я прилежно считаю, сколько раз в моё лицо ударился пол. Кровь из разбитого носа заливается мне в рот, но ни её вкуса, ни даже боли, как таковой – я не чувствую. Зато родители оба замолкают и прекращают уничтожать друг друга.
Меня насильно поднимают с пола и начинают лечить, обтирать щеки и подбородок. Мама плачет, и я машинально считаю её слезинки. В прошлый раз их скатилось по миндальной щеке тридцать восемь капель. Мне нужно точно знать будет ли их столько же сейчас? Если будет, то значит все так же, как и было. Если их меньше или больше, то что это будет значить? Что-то страшное происходит? Считаю я вслух, громко старательно, с тем же увлечением, с которым только что вел учёт ударам об пол. Скула, исчерченная влажными линиями, дергается и исчезает из поля моего зрения.
– Это невыносимо. Ему не больно самому и не жалко меня. Совсем. Он считает мои слезы! – вспыхивает очередной разряд.
– Он – мужик растёт! – раскат реагирует мгновенно.
– Ты просто не можешь принять, что твой сын – дебил! – вспышка, вспышка, вспышка. Девять слов, тридцать восемь букв.
Мамины