– Он потупился.
– Я понимаю, вы честно над ней трудились, вам жаль ваших усилий, но – увы, она не будет пользоваться спросом. Ей нужна уникальность, самобытность, она должна быть настолько яркой, чтобы читатель, раскрыв ее на любой странице, не смог оторваться. Что-то захватывающее, мистическое, с обилием приключений…
– Подождите, у меня же не приключенческий роман. Это научный труд на тему экзистенциального страха, страха на грани смерти.
– Отличное название, превосходное. Но, извините, даже оно не сможет спасти вашу работу. Добавьте интриг, сделайте ее более художественной. А почему вы, собственно, не хотите издать ее в издательствах научной литературы?
– Я там уже был, мне сказали, что она ненаучная. Слишком много непроверенных данных, гипотез, предположений – в общем, всего того, чего, как вы говорите, ей недостает.
– Ну, мой дорогой автор, мы же издательство развлекательное, а ваше творение около научное. Нашим читателям оно покажется скучным, поэтому послушайте моего совета – напишите роман, как Дэн Браун, все любят тайны и загадки, увлеките своей экзистенциальностью, добавьте мистики, загадок, приключений, любви…
– Но какая же может быть любовь в теме экзистенциального страха смерти?
– Пусть ваш герой полюбит умирающую девушку, пусть ищет, как ее воскресить.
– Но это уже любовный роман.
– Верно, добавьте мистики, философских рассуждений, и у вас может получиться наш вариант книг Пауло Коэльо, хотя сейчас такие книги несколько упали в спросе, но, тем не менее, с этим уже можно работать. Оживите вашу книгу и приносите снова. Будем работать.
Эту фразу редактор говорил всегда, неизменно, вне зависимости от исхода беседы. Игорь уже догадался об этом, тем не менее, он понимал, что ему крупно повезло встретить такого редактора, в большинстве случаев ему бы просто отказали, не утруждаясь объяснениями, этот редактор пытается ему помочь издаться, учитывая современные реалии рынка. И именно это удручало больше всего – эти самые реалии.
Нет, до классиков мировой литературы ему было далеко, он это понимал и не претендовал, но и ему, скромному, но неудавшемуся психологу, было что сказать людям.
Он посмотрел в окно на темную зимнюю улицу, тускло озаряемую неприятно-желтым цветом, и перевел взгляд на пол. Какую мистику он может из себя выдавить, если не верит во все эти глупости, если для него все это примитив, высосанный из пальца, который он откровенно презирает. А философствовать может каждый, да только будут ли интересны именно его философствования?
Вдруг его взгляд выхватил кончик белой бумаги, торчавший из рваного края переднего сиденья, трамвай был полупустой, и переднее сиденье пустовало. От нечего делать он потянул за край бумажки и вытащил листок, сложенный вшестеро. Раскрыв бумагу, он прочитал:
Персональный