Но сейчас это было не совсем тем, о чем стоило думать. Сознание потихоньку покидало ее, но она уходила не в темноту, а в свет. Становилось все светлее и светлее, будто медленно, но верно всходило солнце. Жизнь покидала ее тихо и безболезненно, в конце концов, она это заслужила – не чувствовать больше боли.
Может быть, это и есть счастье?
Бриллиантовый мир
Медный звук заунывно колыхался ветром, ржавая шпалина, привязанная веревкой, покачиваясь, стучала о железный шест.
Старик слушал и думал: «В былые времена здесь висел колокол». Но как колокола, так и колокольни в деревне уже не было. Легкие старика давно разъела махорка, и от этого они издавали легкий свист. По его лицу, оставив борозды-морщины, прошлись страшные неведеньем 30-е, впечатались ужасом 40-е, метания 50-х, десятилетие оттепели, стоячая вода второй половины 60-х, дальше десятилетия сливались в один сплошной нескончаемый день. В маленьком окошечке фокуса оставшегося зрения он видел легкое покачивание железа, и ни одна мысль не тревожила его разрушающийся мозг более нескольких минут.
Когда-то он думал, что стоит немного потерпеть и все образуется само, только надо немного потерпеть. И он терпел. Терпел, когда убивали друзей, терпел, когда наживую ампутировали ногу, терпел, когда вместо анестезии заливали в глотку спирт, только потеряв сознание больше не терпел. Он терпел даже тогда, когда его, ветерана, заставляли доказывать, что он не верблюд, только для того, чтобы удостовериться, что ему действительно нужен протез.
Когда хрупкое содружество террора распалось на куски, даже тогда он старался терпеть, несмотря на выкручивание внутренностей от несправедливости. Он терпел, когда у него клоками стали выпадать волосы, крошиться зубы и ныть органы. Все жители этой деревни разъехались из зоны бедствия, а старик остался – он так и не понял, что это не шутка. Часто встречал людей в странных блестящих скафандрах и то и дело натыкался на странные знаки в огороде, но ничего не понял. Эти люди просили его уехать, не пить здешней воды, не есть ни ягод, ни грибов и ничего не выращивать, потому что все это означает скорую смерть. Старик только пожимал плечами – смерть, так или иначе, придет, а скоро или нет – какая разница?
Ехать ему было некуда и не к кому. После возвращения с войны в родную деревню его ничего не держало в ней, но ничто не тянуло вовне. Родители умерли от голода, а он… ну кто полюбит инвалида с двумя контузиями и несчетным количеством медалей?
В войну он дослужился до чина полковника; он вернулся духовным инвалидом. Война выпила из него жизнь – всю, до капли. Он вернулся как призрак в свой дом, потому что не знал другого маршрута. Поначалу ему снились рвущие плоть снаряды, пули, изуродованные тела, он кричал, и мечтал, чтобы его тоже разорвало, чтобы больше не терпеть. Но потом все постепенно стало меркнуть в его памяти, покрываться