STROMATA. Сборник рассказов. Вероника Ванчугина

скулы заныли, и страшно заболела голова. Ничего не делай, только улыбайся, так тебе будет удобней и радостней дожить свой последний миг. Ты притворялся всю жизнь, так зачем кривляться перед смертью. Если ложь для тебя – это правда, если боль ты наковыривал сам, наковыряй себе и смерть с пафосным названием, с готической архитектурой, тебя все равно никто не запомнит, ты все равно никому не нужен – так паясничай, тогда в людские, по сути, птичьи, мозги залетит твое гламурненькое шоу и вылетит. Ты – целлофан в целлофановой империи, ты – такой же, как все. Инкубатор человеков-целлофанов работает вовсю. Поэтому никогда никому не будет никакого дела ни до тебя, ни до твоей никчемной смерти, ровно как и жизни, а раз ровно – значит, ты и не рождался вовсе.

      А теперь забирай свою решимость – и уходи. Меня тошнит от мертвечины.

      Хватит визитов, хватит сожалений, их отмерили ровно столько, чтобы хватило. Ну – в путь; он будет долгим – пора, для твоей души наступает пора…

      После дождя

      Дождь уже прошел, точнее, он не переставал. Он не начинался и не кончался, он просто был, и только когда она перестала его воспринимать – он закончился.

      Она стояла на краю разрытой могилы; кучковатая грязно-коричневая земля и эта мокрая яма – ее удел? Это уже слишком. Она не просила вскрывать себя от горла до пупка, не просила мазать лицо и руки отвратительно воняющим составом, от которого она походила на престарелую проститутку, никогда не умевшую наносить макияж, не просила нелюбимое платье на себя напяливать, не просила класть себя в ящик, не просила заколачивать крышку и бросать в эту выгребную яму для отходов человечества.

      Она огляделась по сторонам – нет!…Наверное, они тоже всего этого не хотели, а их скорбящие родственники стараются выращивать на могилах цветы, как на клумбах, многие стараются засыпать гравием, засеять травой, которая не желает расти на глине. А другие – просто закатывают в гранит, чтобы навсегда стереть из памяти, чтобы отрезать все пути к отступлению, чтобы навечно гнил и перегнивал храм души.

      Она сошла с отвала земли и зашлепала дальше… босиком по лужам… странно, но окружающая грязь к ней не приставала, и ее ноги по-прежнему оставались чистыми, только саван болтался рваными краями, у нее, наверное, был видок, как у городской сумасшедшей… но разве это было так важно?

      Главное, что дождь уже закончился… слезы высохли…

      Ее путь лежит дальше… и она идет дальше…

      К началу нового дождя и к его концу, к концу и к началу…

      Она уже пришла к месту назначения, теперь перед ней…

      Очередь

      …здесь много очередей. Одна – за несбывшейся мечтой. Кто-то стоит за проглоченными, как здесь говорят, часами, за минутами, потраченными впустую, почему-то именно теперь их стало не хватать. Кто-то стоит за новой жизнью, которую всем так хотелось начать, да вот все старая мешала. Однако, может, все это еще одна очередь – за воспоминаниями, которых никогда не было. Они