Кому же доставалось мясо тех свиней и коров, кровь которых шла на приготовление упомянутого выше «деликатеса»? Ведь мы жили в большом промышленном городе, «ковавшем в тылу нашу победу», – было тогда такое ходовое выражение в советской печати. И пусть по весьма скудным нормам военного времени, но должен же он был снабжаться обычным мясом?
И рождается мысль о связи времен, – того времени и нашего. Особенно, когда читаю в прессе о «чемпионстве» России (первое место) по коррупции, – одной из модификаций воровства, – среди чиновников 26-ти ведущих стран мира. Или вспоминаю недавний «конкурс» при выборах в Государственную Думу – чуть ли не по дюжине «борцов за народное счастье» на место … И волей-неволей сопоставляю это с воспоминаниями ленинградца, который во время блокады работал кажется в обслуге дома, где жил Попков – председатель блокадного Ленсовета. Он выжил лишь благодаря тому, что питался из его помойного ведра, стоявшего на лестничной площадке.
А вот еще записки летчика ленинградского фронта, частенько возившего во время блокады на своем самолете с «большой земли» в вымирающий от голода город вместе с прочим служебным грузом какие-то ящики «особой важности», как ему декларировало начальство. Однажды случайно у одного из ящиков продавили крышку – там оказались персики. Как выяснилось, лично для товарища Жданова!
Я знал, что такое белый батон. Знал из рассказов взрослых, из картинок в детских довоенных книжках, знал… Но никогда не видел его в натуре.
Конечно, до войны я ел белый хлеб в виде батона. Но это было до войны, когда я был еще слишком мал, и абсолютно не фиксировал свое внимание от чего отрезаются ломтики белого хлеба, которые я равнодушно жевал как обязательное приложение к какой-нибудь скучной еде.
В Челябинске же в моем детском сознании прочно утвердилось убеждение, что батоны едят только генералы. Для ребенка моего возраста в годы