– Деда, а чего Андрейка такой злой?
– Ой, он – не злой, он – несчастный.
– А чего он несчастный?
– Он в тюрьме сидел долго.
– А долго – это сколько?
– 15 лет.
– Да-а, долго… А зачем его выпустили?
– Чтоб бедным евреям жизнь малиной не казалась.
– Деда, а ты бедный?
– Нет, что ты! Я – богатый!
– А где ты прячешь свое богатство?
– А зачем его прятать?! Вот оно! Золото мое! – и дед звонко смеялся и поднимал меня на руках высоко, к самому потолку.
На обед приходили папины сестры со своими мужьями и детьми – моими двоюродными братьями. Вся семья садилась за стол, накрытый клеенчатой белой скатертью, и баба Маня носила с кухни горячую еду: украинский красный борщ с чесночными пампушками, еврейский цимес и жаркое с бараниной, а потом, когда все уже опускали ложки в тарелки с борщом, она приносила холодные закуски: овощные салаты и форшмак. Детей, как правило, кормили на кухне и за стол, где обедают и разговаривают взрослые, не пускали. Меня, к примеру, это нисколько не огорчало, мне всегда разговоры взрослых казались неинтересными и скучными. Я была на три года старше своих братьев, поэтому они редко приставали ко мне со своими играми, и я была предоставлена сама себе.
Я выходила во двор, такой маленький, чистый, зеленый, с огромной круглой клумбой, садилась на деревянную лавку возле сарая и болтала со своей Душой.
– Скажи, а на небе холодно?
– Как кому. Кому-то холодно, кому-то жарко.
– А тебе как?
– Мне – нормально.
– А там лучше, чем здесь?
– Лучше!
– А зачем ты тогда сюда прилетаешь?
Душа хмыкнула:
– На тебя посмотреть!
– Нет, ну правда!
– Да уж правдивее не бывает. Оставь тут тебя без присмотра, так непонятно, что из тебя вырастет.
– Думаешь, я стану плохая?
– Может, и не плохая, но уж точно не такая, как надо.
– А как надо?
– Надо так, чтобы ты смогла научиться любить.
– Любить? А разве я не умею?
– Пока нет.
– Странно… а мне кажется, что я люблю … маму, папу, деда, тебя…
Душа улыбнулась:
– Конечно любишь! Но любовь – это нечто большее, чем простое чувство. Надеюсь, что ты это сможешь когда-нибудь понять…
– А когда я смогу это понять?
– Этого я пока не знаю.
6.
Лето было в самом разгаре, и мама сказала, что мне скоро семь лет и осенью я пойду в школу. Это сообщение оставило меня равнодушной. Я уже догадывалась, что школа – это нечто вроде детского сада, а возможно, еще и хуже. Однако уже в этом возрасте я хорошо понимала, что такое неизбежность, и принимала неизбежные события без особого душевного протеста. К тому же во мне прижилось такое порой полезное качество, как умение жить сегодняшним днем. Насчет полезности этого качества со мной явно захотят поспорить мечтатели и прожектеры, но я даже и не