Например, когда Настене было уже около года, выяснилось, что она ни в какую не хочет оставаться с ним без матери, – принималась реветь, вырывалась из рук, а оказавшись на полу, с удивительной прытью уползала от него на четвереньках куда попало, лишь бы подальше. Смотреть, как она, оскальзываясь на паркете (теща помогла деньгами, и они выкупили приличную кооперативную «двушку»), теряя ползунки и шлепая по полу ладошками ползает туда-сюда, было смешно, слезы проступали от жалости, но и злость охватывала. Это ребенок, которого он буквально на руках вынянчил! (Разумеется, Айгуль давно с дочкой освоилась, страх первых недель прошёл, но Лёше нравилось считать, что это он вынянчил, это было предметом гордости). И было поразительно, как быстро она успокаивалась, когда Айгуль возвращалась после отлучки – из магазина или от соседки; словно и не было ни слёз, ни крика. Значит, в нём было дело, значит, чувствовал ребёнок, что отец его не любит, что он чужой.
С другой стороны, не было никаких проблем, когда дело касалось прогулок: Настька безропотно давала себя упаковать, уложить в коляску и, помигивая, доверчиво и дружелюбно смотрела на отца, а потом безмятежно засыпала под скрип колёс.
Гуляли они всегда в одном и том же месте – в протянувшейся вдоль корпуса заводоуправления посадке, отделявшей Лёшин «ящик» от городской автомагистрали. В общем, это можно было назвать и садом: между яблонь и березок были проложены несколько дорожек из бетонных плит, а на лужайке посередке по проекту Славы Крейнгольца, инженера КБ с тягой к промдизайну, устроили фонтан. По замыслу, композиция должна была быть символом полёта мысли советских учёных и конструкторов: в дюралевой трубе в центре чаши фонтана угадывалась ракета, верхнюю часть которой этаким воротником жабо окружали листы то ли чертежей, то ли книг; струи воды, бившие с окружности чаши в эти листы, должны были плавно вращать конструкцию, вызывая приятный звон. Малиновый, разумеется, в соответствии с подсветкой из-под воды.
Конечно, уже через пару недель вся эта хрень вышла из строя: сначала категорически отказались плавно вращаться и позванивать тонкие жестяные листы, потом перегорели лампочки подсветки (подвела герметизация), а затем забились форсунки, и струение воды стало напоминать не о чем-то витально-полётном, а о тягостном мочеиспускании группы страдающих аденомой простаты мужчин. Крейнгольц начал было метаться по заводским инстанциям, горячо доказывая, что так же нельзя, но быстро утух и махнул на всё рукой. Примерно такую же эволюцию прошли наспех