на верность турецкому султану. Приводя многие такого рода факты, порождающие недоверие к татарам, но многие из которых, по его же словам, являются непроверенными, Калинин в итоге вынужден констатировать: «Агитации против войны или правительства в среде татар до настоящего времени не замечалось, как не замечалось и каких-либо попыток противодействовать начинаниям его». То есть он всегда вроде бы подчёркивает, что татары внешне соблюдают спокойствие и поддерживают официальные власти, но всё же «втайне сочувствуют немцам, которые являются союзниками турок». Или же: «Симпатии их на стороне наших врагов, успехи которых доставляют им более радости, чем военные успехи наших доблестных войск»
[179]. Причём наблюдения этого автора отчёта выходят далеко за рамки выявления настроений татарского населения. По его мнению, татары вообще хотят использовать военную ситуацию «в своих узконациональных целях», требуя равноправия с русскими и выдвигая на первый план вопрос о собственных школах с преподаванием на родном языке. Калинина беспокоила и тенденция к усилению культурного и политического влияния татар на другие мусульманские народы Российской империи: «они принимают очень близко к сердцу интересы киргизов (т. е. казахов. –
И. Г., Л. Г.). При этом они искренне сочувствуют им и всецело стоят на их стороне. […] Киргизы им особенно близки, так как стремление татар привить киргизам свою культуру неукоснительно проводится в жизнь в течение последних лет»
[180].
В мае 1916 г. тот же Калинин отмечал, что «татары начинают заметно выходить на путь национальной политики и уже громко заявляют о своих национальных стремлениях. Я бы по этому поводу употребил выражение „осмелели“. То, о чём они говорили раньше только между собой, о чём позволяли себе мечтать, теперь они стараются провести в жизнь и свободно обсуждают в своей печати». Однако он считал, что всё сказанное относится больше к представителям татарской интеллигенции, а «народные массы пока мало отзывчивы на такие выступления, для них ислам – всё и прежде всего». Тут же высказывалось опасение, что татарская интеллигенция ясно учитывает этот момент и «свой национализм неразрывно связывает с исламом»[181].
Давние связи в сфере культуры, образования, существовавшие между Турцией и российскими мусульманами, способствовали проявлению антивоенных настроений, главным образом, среди интеллигенции. В России было немало людей, получивших образование в Турции и поддерживавших контакты с турецкими коллегами, для которых война означала разрыв контактов и невозможность получения книг, прессы и др. Придерживающиеся крайних взглядов и низшие слои мелкобуржуазной интеллигенции относились враждебно к войне и отчасти были настроены «пораженчески». Усиление этих элементов произошло после поражения русской армии летом 1915 г. Практически все татарские социалисты поколения 1905–1907 гг. принадлежали к сторонникам скорейшего прекращения войны[182].
Как
