– Хорошо, – объявил де Гранден, тщательно ополаскивая стакан. – Она будет отдыхать до утра, мсье. На рассвете мы определим дальнейшее лечение. А теперь, с вашего позволения, мы удалимся.
Он вежливо поклонился владельцу дома, тот ответил тем же и отвел нас в роскошно меблированную комнату в другом конце коридора.
– Послушайте, де Гранден, – воскликнул я, как только наш хозяин, пожелав нам спокойной ночи, закрыл за собой дверь, – что это за идея дать ребенку никчемное лекарство?..
– Ш-ш-ш! – прошипел он. – Эта юная девушка больна энцефалитом не больше, чем мы с вами, mon ami. Нет ни характерной опухлости лица и шеи, ни отвердения яремной вены. Температура тела немного повышена, это верно, но в ее дыхании я почувствовал запах хлоралгидрата[75]. По всему ясно, хорошо ли, плохо ли, – она под наркотиком. И я подумал, что лучше было притвориться дурачком и сделать вид, что я поверил его словам. Pardieu, дурак, знающий, что он не дурак, имеет огромное преимущество перед дураком, который ему поверил, друг мой!
– Но…
– Никаких «но», друг мой Троубридж! Вспомните, как дверь этого дома отворилась без всякого нажатия, вспомните, как она закрылась за нами тем же образом – и обдумайте это, если желаете.
Мягко ступая, он пересек комнату, потянул в сторону ситцевые занавески на окне и легонько постучал по оконной раме с толстыми стеклами. «Regardez-vous», – промолвил он, постучав еще раз.
Как и все остальные окна, что я видел в этом доме, это окно было створчатое, перегородки сделаны наподобие решетки. Повинуясь де Грандену, я опробовал их и обнаружил, что они не деревянные, а металлические, прочно сваренные. К моему удивлению, оказалось, что и оконные защелки оказались обманками, металлическими конструкциями, накрепко вделанными в каменные подоконники. Таким образом, мы оказались словно заключенными в государственную тюрьму.
– Двери… – начал было я, но он только покачал головой.
Повинуясь его жесту, я подошел к дверям и нажал на ручку. Она поддалась, но замок не щелкнул – дверь была плотно закреплена, словно на болтах.
– По… по… чему? – глупо спросил я. – Что все это значит, де Гранден?
– Je ne sais quoi[76], – ответил он, пожимая плечами. – Знаю только одно: мне не нравится этот дом, друг мой Троубридж! Я…
Сквозь стук дождя по стеклам и завывание ветра во фронтонах прорезался крик ужаса, превосходящий все адские муки