Хрен Летящий, дрейфовавший снуло над книжным шкафом, вдруг остановился, будто что-то решив, отъехал к другой стене и медленно пополз вниз к чугунному радиатору, понукая своею спутницей. М. подмигнул ему как старому другу, встал и засобирался идти домой. Часы показали четверть девятого.
Тут как по команде вторая дверь, бывшая за углом, скрипнула, впуская решительные шаги и голос невидимого соседа – того, что занимал вторую, большую часть кабинета – с колонной и двумя окнами, против этой – с одной узкой как лафет прорезью, глядящей в густую крону, и без всяких колонн:
– С порога чувствую, как мне рады! Не убирай бутылку, лишенец! Амбре стоит от Пречистенки.
Дверь хлопнула, заерзали ящики стола, зашелестела бумага, кресло на колесиках отъехало в сторону, стукнувшись обо что-то.
– Ты рискуешь как гусар на бильярде! Если вдруг притащится Вскотский, аппетиты которого соответствуют фамилии, как ты знаешь… Да где она?.. А, вот… Тогда запасы мгновенно улетучатся. И еще по шее наполучаешь за пьянство. Причем ты, не он – от него, кто в два глотка приговорит твою жалкую заначку! Дай-ка я угадаю: «Абхазия» или «Арарат»?
Вслед за вопросом из-за угла явился невысокий опрятный человек с насмешливыми глазами на скуластом загорелом лице, одетый в новую пару цвета «дубовый лист» и лаковые модные туфли. В руке его лежал сверток.
– Здравствуйте, товарищ Нехитров, прошу присаживаться, – пригласил он сам себя к столу М., тут же усевшись и бахнув свертком.
Тени, лазавшие по стенам, теперь исчезли. Точнее, сменились другими – нормальными, полагающимися каждому помещению, где горит лампа и имеются окна – смирными одомашненными тенями. Может, Нехитров, этот неспокойный сосед М. по трудовому жилищу, был существо мистическое, и они страшились его?..
«Мистическое существо», между тем, бесилось:
– А заначка не так дурна, мон ами, хоть почата! Я же говорил, «Арарат». У меня, кстати, – он похлопал рукой по свертку, – совершенно случайно… редкое везение, скажу тебе… пить коньяк без закуски вредно для селезенки… есть кружок колбасы и ржаной хлеб. Но знай, пьянчуга, ты только что лишил мою многочисленную вечно голодную семью ужина. Кайся!
Иногда Нехитров был невозможен – этот его словесный понос! М. поморщился, но был слишком утомлен и доволен, чтобы ругаться. К тому же бутылка уже открыта… Да и на него вдруг нахлынуло чувство зверского голода, многократно усилившегося при слове «колбаса».
«Как собака Павлова на звонок», – грустно подумал он, воззвав к гордости, но та не откликнулась (эта дама умеет прятаться, когда надо). В то же время, помянув подопытную собаку, он искренне посочувствовал животному: его, по крайней мере, никто не бил током и не резал слюнные железы ради очередной статейки в журнале.
– Что поделываем на службе в такой час? Отчего не дома пьем-с, полуночник?
– Хватит болтать, Борь, –