Глава четвёртая. «Массовая информация» как форма насилия
Материалам, выпускаемым в свет и в эфир издательствами, редакциями и студиями по их заказам или под их патронажем, закон о СМИ обеспечил не гарантии от несвободы в условиях управления с помощью права, что было бы естественно, хотя не удавалось бы избегать и ограничений; вместо этого он отдал «массовую информацию» как бы под «управление» свободы слова, а заодно и – гласности, – поскольку по отношению к закону обе эти отвлечённые категории, о чём уже говорилось, далеко не редко понимаются в нашем обществе почти в одних и тех же значениях.
Тем самым было спровоцировано особое «поведение» управляемой «массы». Будучи в подчинении, в неволе у свобод (!), она, как и положено в сообразных обстоятельствах рабыне, находит удовольствие в неподчинении, в «поступках» вопреки, но вместе с тем не желает потери дармовых шансов жить на качелях вольности, припеваючи. С другой стороны, «коробит» и «управляющие» структуры или свободы: ведь им «не по нутру» никакие обязанности, ибо имея их на себе, они уже вовсе не свободы, а суррогаты.
Чтобы яснее представить, куда и почему всё устремляется именно таким образом, ещё раз оглянемся на российскую конституцию. Гарантия в ней свободы «массовой информации» – что она обозначает как формула основного закона?
Как таковое конституционное гарантирование свобод направлено лишь к обеспечению возможности выражения или проявления воли в неподсчитываемых вариантах, прежде всего – для гражданина как личности. По отношению к свободе слова об этом, например, можно сказать, что такому-то человеку не должен быть воспрепятствован выбор им слов или целых речей для выражения мыслей (убеждений) сообразно его воле – вслух или в напечатанном или в письменном виде. – В цивилизованном гражданском обществе уже изначально такая щедрая многовариантность обязательно должна предусматриваться для каждого без исключения. Но, повторимся, – лишь для стадии выбора. На этом гарантирование свободы слова, свободы не иначе как в значении абсолютном, не подлежащей никакому и ничьему ограничению, заканчивается. – Как раз к необходимости понимать гарантию именно в таком, не расплывчатом, а в сугубо конкретном виде, то есть установленной для условий разумного практического общения, может быть сведено ироничное замечание, брошенное любителям во вред себе же ни в чём решительно себе не отказывать:
…им дана свобода мысли, так нет, подавай им свободу слова!34
Упрёк тут заключается в неумеренности желания – превратить свободу слова непосредственно в слово или в слова, что, как уже говорилось, – невозможно. «Технология» превращения беспочвенна, поскольку нет превращения как такового. Всё сводится к тонкой софистике. Ту область, куда «попадает» слово, ложно предполагают чем-то вроде безмерного бродильного чана, в котором как по волшебству оно должно приобретать разные смысловые значения: будучи