Неизвестный Пушкин. Записки 1825-1845 гг.. А. О. Смирнова-Россет

постоянно ссорились между собою, и, когда мы ходили вечером в «Сильвию»[74] и к «Крику», эти два старца нас потешали комедией. Ласунский любил рассказывать разные истории из своей молодости и гордился своими икрами; он нюхал испанский табак, и его победы начались гораздо раньше Чесменского боя. Нарышкин был любимым другом моего двоюродного деда Цицианова; он был не так стар, как Ласунский, хотя нельзя сказать, чтобы он был моложе его. Как только мы приходили в «Сильвию», Ласунский начинал напевать: «J’ai trop aimé l’ingrate Sylvie»[75] («Я слишком любил неблагодарную Сильвию» [фр.]). Нарышкин спрашивал его: «Которую, Ласунский, которую? Ты напоминаешь мне жареного карпа в обмороке». Старик сердился и отвечал: «Ты всегда воображал, что похож на херувима, но никогда никто не любил тебя».

      Они отворачивались и надувались друг на друга.

      Ласунский рассказывал мне истории про Павла I и, говоря о Бенкендорфе, которого не любил, называл его г. Ziegendrücker. Я узнала, что Павел ненавидел m-me Бенкендорф; она приехала в Россию с Императрицей-Матерью (Бенкендорфы из Вюртемберга), и Государь, когда сердился, звал ее (m-me Бенкендорф была лектрисой Императрицы гораздо раньше восшествия на престол) m-me Ziegendrücker. Катон – ее сын. Эти детали занимают Пушкина; он смеется, как ребенок. Я рассказала ему также один из фарсов Фейрса Голицына и Миклошу[76]. Они взяли одну из плоских лодок, которые употребляются для очистки прудов, Фейрс греб; он был одет амуром, на его аттиле[77] были привязаны гусиные крылья. Миклошу с бородой и с косой в руке стоял на носу лодки; они пели: «L’amour fait passer le temps» («Любовь помогает провести время» [фр.]). Затем греб Миклошу, а Фейрс пел: «Le temps fait passer l’amour» («Время помогает пережить любовь» [фр.]).

      Жорж Мейендорф[78] подозвал нас к окну, и мы любовались этим прекрасным зрелищем. Императрица заметила, что происходит что-то необычное, подозвала меня и спросила:

      – Что там в саду?

      Я решила, что лучше быть откровенной, и сказала ей:

      – Ваше Величество, Голицын с Миклошевским дурачатся.

      Она подошла к окну, увидала их и рассмеялась. Потом она сказала;

      – Вам скучно, нет молодежи. Ну, я буду приглашать раз в неделю кого-нибудь из офицеров, и вы будете танцевать в розовом павильоне[79].

      Она позвала Нарышкина и Ласунского и отдала им приказание, предлагая им выбрать офицеров. Мы после этого танцевали каждое воскресенье. Императрица была довольно строгая, но очень добрая, нисколько не педантка; она очень баловала нас, но рассердилась бы, если бы ей солгать. Она раз сказала мне: «Дитя мое, я люблю вашу искренность. Когда мне лгут – у меня такое чувство, что меня презирают, и я сама презираю тех, кто хочет обмануть меня»[80].

* * *

      Бал у Лаваля. Скучно. Пушкин спросил меня:

      – Почему Моден так ненавидит Зеленый Глаз[81]?

      Я ответила:

      – Потому, что он женился на княжне Репниной, вместо того чтобы жениться на одной из Моден; все мамаши