– Я давно не был на Коновом Вене, отец. Не знаю, о чём там песни поют.
Как обычно, дорога из лесного городка кончилась слишком скоро…
Крыло
Рано поутру за Светелом прибежали мальчишки:
– Гусляр! Где гусляр?
Светел на всякий случай напустил строгость:
– Куда ещё? Опять корзины топтать?
Оказывается, вчерашняя потеха так удалась, что кто-то придумал пустить в дело оставшуюся траву. Сегодня из неё собирались взапуски плести лапти. И конечно, плясать в них. Пока не развалятся.
Рука сама потянулась за берестяным чехолком.
– Благословишь, мама?
Мать с бабушкой переглянулись. Вчера Светел едва не почувствовал себя взрослым, вольным решать. Пра́вил людское веселье. Даже судьбу вздумал поторопить. Ночь минула – вновь он дитятко неразумное, по своему хотению из шатра ни ногой!
– Ступай, сыночек, – сказала Равдуша.
Корениха вдруг улыбнулась:
– Жогушку возьми с собой. Пусть будет мальцу что дома вспомнить.
Лапти всякий умеет плести. Из берёсты, из лыка, даже из мочала. Из еловых корешков, из битых веточек, из старых, отслуживших верёвок.
– Миновалось ремесло. Люди валенки да поршни обули.
– Которое лето ни берёсты, ни лыка не нарастает.
– Я вот сына и не учу. Кому оно теперь надо?
– А я научил. Умение не в кузове за плечами носить.
– Вот правильно. Пока дедовских вер не утратим, земля стоять будет.
Девки смеялись, запускали пальчики в кармашки-лакомки, озорно блестели глазами. Им снова предстояло плясать, разбивать утлые травяные плетни. Ристателей, кстати, было куда больше против вчерашних семи. Светел считать даже не стал. Увидел в кругу Зарника, обрадовался.
– Я у тебя лыжи возьму, – сказал Зарник.
– Продал я уже все.
– Ну вот…
– Вернусь, сделаю. Тебе ирты или лапки?
С колодками, с кочедыками сидели всё молодые ребята. Плетуханы постарше, давно себя утвердившие, держались по сторонам.
И все, будто кулачные бойцы на Кругу, напряжённо ловили каждое движение гусляра! Ждали, чтобы Светел дал радению порядок и смысл! Вплёл во вселенские круги. Определил на должное место.
Опёнку даже показалось, будто здесь собрались не умения сравнивать, а к сгинувшему солнцу взывать. «Когда явишься? Когда тучи разгонишь, живой лист позволишь увидеть? Чтобы не круглый год по снегу в валенках, а в лёгких босовиках да по шёлковой мураве…»
Согласились плести домашние лапотки-ступни.
– Ступни? – испугался незнакомого слова захожень с левого берега.
– Шептуны по-вашему, – объяснили ему. – Бахилки. Топыги. Босовики.
Светел поймал кивок старика-коновода. Тронул струны.
Ах ты, пень еловый, твёржинский мужик,
На завалинке посиживать привык!
Плетуханы стали хватать стебли, торопливо заплетать на правом колене. Быстро погнали вниз строку за строкой.
А не стыдно, не зазорно ли тебе:
Молода