Окончив десятилетку в родной своей Тимофеевке, поехала Шура учиться в столицу: там двоюродная бабка живет, есть, где остановиться. Старенькая, шустрая розовощекая баба Ляля приняла Шуру по-царски: в отдельной комнате кровать с пуховой периной едва ли не времен нэпа, разносол не столе отнюдь не деревенский: «Кушай, золотце, кушай!»
Первое время Шуре даже не верилось, что живет она в центре Москвы, возле тех самых Никитских ворот, где венчался сам Александр Сергеевич Пушкин. Дом, правда, ветхий, облупленный, кошками пропах, но жить и в такой коммуналке можно, даже если с институтом не получится. Не получилось. Срезалась на первом же экзамене. И то хорошо – хоть сразу все стало ясно. Пришла Шура домой веселая, с тортом, а баба Люся в сторону смотрит:
– Как, золотце, жить собираешься?
– А на работу поступлю, делов-то!
– Ох и ловка! Так тебя здесь и пропишут!
– Ты же старенькая, одна, вот и буду ухаживать за тобой. По уходу пропишут.
– Ловка, ловка! – снова нахмурилась баба Ляля. Я на эту квартиру, знаешь, сколько здоровья угробила, пока отдали вторую комнату, а ты – раз, и в дамках!
Ничего не поняла Шура, снова и снова переспросила, что ж тут плохого, если станут они жить вместе и Шура во всем станет помогать бабе Ляле – и в магазин бегать, и белье стирать…
– Ага, я умру, а тебе двухкомнатная в центре Москвы!
Этот довод так ошарашил Шуру, что даже в поезде, на разные лады повторяя эту фразу, вникая в потайной ее смысл, она никак не могла представить, сколько же надо было затратить усилий и нервов, как изувериться в обычных людских помыслах, чтобы с таким убеждением сказать: «Ага, я умру, а тебе – двухкомнатная». Как будто ради того, чтобы прописаться на эту жилплощадь, и приехала Шура в Москву.
– Да пропади она пропадом, такая квартира!
Если бы пришлось сообща решать, кому в бригаде нужнее всего жилплощадь, пожалуй, отдали б ее Автогенычу, он же Геныч, по паспорту Алексей Геннадьевич Боровиков. Не потому бы отдали, что давно мыкается без своего угла, и даже не потому, что другого такого сварщика-универсала поискать да поискать; а, по-житейски рассуждая, в самую бы пору пришлась сейчас Боровиковым эта квартира.
Жена у Геныча на два года старше его, стало быть, ей уже за тридцать, а детей еще не завели – все по неуюту таскает их кочевая жизнь: то в тайге, на газопроводе, то с мостостроителями… Здесь, на стройке, сначала сняли пол-развалюхи в Нахаловке – стихийном половодье самостроя. На одной половине – старый бобыль из кержаков, на другой, за ситцевой занавеской – они. В том углу, где громоздится печь, от жары обои коробятся, в противоположном, как ни подсыпал завалинку Геныч, северит. Мыслимое ли дело в такие хоромы младенца?..
В самый бы раз сейчас