Сформулируем важнейшую закономерность: человеческое «я» в буквальном смысле строится и состоит из образов значимых для нас Других, любимых нами и любящих нас людей.
Каждый такой образ – это часть фундамента нашего внутреннего дома, который выстраивается еще в утробе матери (первого Другого в этом мире) и в младенчестве.
Последователь К. Г. Юнга Э. Нойманн пишет: «Первоначальное состояние, мифологически представленное как уроборос, соответствует психологической стадии в человеческой предыстории, когда индивид и группа, Эго и бессознательное, человек и мир были так неразрывно связаны друг с другом, что в отношениях между ними господствовал закон participation mystique, бессознательной тождественности. Хотя мы знаем первоначальное состояние вещей только как пограничное восприятие, тем не менее, мы все же можем описать совокупность его признаков, потому что теми частями нашей психики, которые не являются частью нашего Эго-сознания, мы продолжаем участвовать в этой архетипической стадии»26.
Выходя из этой архетипической стадии и сохраняя внутри себя образ Другого (родителя), с которым связаны чувства радости и любви, ребенок находит в себе силы выносить чувство недостаточности, выдерживать пустоту, связанную с ощущением себя как отдельной сущности, обладающей телом в этом мире. Так взрослый человек смотрит на фотографию любимого, находящего в отъезде, и утешается этим.
А. Маслоу утверждает: «Дети, которые постоянно чувствуют любовь и заботу родителей, дети, у которых сформировано базовое чувство доверия к миру, порой с поразительной легкостью переносят случаи депривации, дисциплинирующий режим, наказания и тому подобные вещи, они не воспринимают их как фундаментальную угрозу, как угрозу своим главным, базовым потребностям и целям»27.
Младенец психологически (да отчасти и физически) отделяется от матери и становится собой, отрываясь от первичного participation mystique, бессознательной тождественности, «недифферинцированного единства» (как ни парадоксально, от самого себя) и выдерживая смертельное чувство пустоты и одиночества именно за счет формирования своего «я» на основе образа первого Другого в нашем мире (материнской фигуры) и чувства первичной сопричастности с Другим.
Таким образом, младенец (да и взрослый человек) хочет ощутить себя как самостоятельную сущность, но для этого надо умереть как «недифференцированному единству» и затем родиться вновь в качестве индивидуума. Одновременно младенец (да и взрослый человек) столь же сильно хочет слиться с Другим в единстве, но для этого опять-таки необходимо умереть как отдельной сущности и затем родиться вновь в качестве части целого.
Могут ли одновременно выполняться два этих условия? Учения пустоты говорят: «нет», а учения бытия, и, прежде всего, христианство, говорят: «да», и в любом случае мы в каждый момент жизни сталкиваемся с данным противоречием.
Послушаем известного психолога Д. В. Винникотта: «Каждый индивид сталкивается с большими