Глаза Перетти вдруг потеплели. Он почти улыбнулся, глядя на Бенвенуто:
– Сын мой, ты… вел себя очень храбро. Ты спас меня, понимаешь? Я горжусь тобой и благодарю Господа за то, что он даровал мне тебя.
Лицо мальчика засветилось от восхищения и осознания своей важности. Но он глянул на маркизу и проговорил:
– Синьора Ла Платьер дала мне булавку.
Перетти лишь как-то судорожно двинул бровью:
– Я поблагодарю и ее… Позже. А сейчас, сын мой, возьми в верхнем ящике моего стола второй ключ и приведи сюда своего наставника – кардинала Карреру. С ним я поговорю о вашем наказании, монсеньор Монтальто. За то, что в столь поздний час вы не были в своей постели. И еще, сын мой, пусть монсеньор позовет сюда командира моих швейцарцев. Ступай.
Побледневшие губы женщины сжались в тонкую линию, побелели костяшки на сжатых в кулаки – так, что ногти впились в ладонь – пальцах. Лишь в глазах отражался отчаянно бьющийся в груди крик: «Феличе! Бенвенуто! Я родила его тебе… Я твоя мать!» Но чем отчаяннее был неслышный крик, тем теснее сжимались зубы, и глубже впивались в ладонь ногти. Рядом с этими двумя не было места для третьей.
Перетти проводил взглядом маленького епископа и повернулся к маркизе. Выложившись физически и эмоционально в безумной схватке, сейчас он не испытывал к этой женщине ничего. Лишь страшную усталость и, может быть, совсем немного, разочарование.
– Вы же понимаете, что теперь я должен отдать вас в руки правосудия? Вас просто казнят на площади.
Она молча склонила голову, признавая его правоту. Или для того чтобы он не смог прочесть так и не высказанные слова в ее взгляде. Но уже через мгновение Юлия вновь смотрела в его глаза:
– Это ваше право.
– Я знаю! – раздраженно проговорил он.
Папа попытался рассмотреть свою спину, впрочем, вполне безуспешно, досадливо поморщился.
– Ну? Вы добились того, чего хотели? Увидели сына… Дискредитировали мою охрану… Испортили любимый кабинет… Избавились от нелюбимого мужа…
Брови женщины дрогнули, на лице проступило упрямое и, одновременно, печальное выражение:
– Увидела, – проговорила она вслух, а про себя подумала: «Только он так и не узнал, кто я…»
– Уж простите, не представил вас. Как-то неуместно показалось. У мальчика сложилось бы странное впечатление о том, что такое любящая мать.
– Зато вы показали себя прекрасным любящим отцом, – непонятно было, говорит она серьезно или издевается.
– У нас с Бенвенуто было только два года, чтобы узнать друг друга… Кстати, почему же вы до сих пор не поинтересовались, кто воспитывал мальчика до этого?
Юлия на мгновение опустила глаза, решая, признаться ли в том, что она давно и пристально следила за жизнью сына. Потом глубоко вздохнула и ответила:
– Потому что я знаю о донне Виктории.
Он