– Я знаю, полковник, знаю, – устало ответил Перетти.
– Ваше Святейшество, – прервал их Давид, – нужно завершить с раной или может произойти заражение. Благословите, Святой Отец.
Врач оттеснил гвардейца и опустился перед Папой на колени, держа в руках моток шелковых ниток, иглу и губку, пропитанную настоем белладонны. Йост тихо вышел из опочивальни Святого отца, не забыв перекреститься и помянуть про себя недобрым словом святотатцев-евреев.
Все происшедшее той ночью в ватиканском студиоло Папа Сикст приказал держать в строжайшей тайне. Тело маркиза Ла Платьер было запечатано в бочку с ромом и отправлено во Францию родственникам. Обстоятельства смерти Анри, изложенные в кратком послании, сопровождавшем груз, исключали возможные претензии со стороны рода.
***
Когда его окружила темнота узкого коридора, брат Иосиф решил, что хотя убийство Святейшего Отца и не удалось, все закончилось намного лучше, чем могло бы. Он свободен и, значит, сможет однажды завершить начатое. Затем за его спиной раздался странный звук, словно сдвигались стены, дрогнул пол, и вновь наступила тишина. Монах пошел вперед, держась правой рукой за стену.
…Первым пришло отчаяние. Он не знал, сколько времени бродит в этой молчаливой темноте. Ему казалось, прошла уже вечность. Он не мог поверить, что слухи о существовании лабиринта, из которого невозможно выйти, вдруг обрели плоть. Брат Иосиф кричал и разбил в кровь костяшки на пальцах рук, пытаясь сломать невидимые ему в темноте стены. Он обломал ногти, чудом успев ухватиться за какой-то выступ, когда под ногами вдруг исчез пол. Потом пришел гнев. Но яростные проклятия вязли в насмешливой тишине. Гнев окрашивал темноту перед глазами в кроваво – красный цвет. На фоне колышущихся алых полотнищ он видел Перетти и медноволосую синьору. Они смеялись. И иезуит вновь задыхался от ярости. Когда тело обессилело от усталости, жажды и гнева, он, распластавшись ничком на каменном полу, раскинув руки в стороны, обратился к Нему. Монах просил дать ему сил и подарить надежду; показать путь и сохранить жизнь. Он говорил до тех пор, пока не начала сочиться кровь из пересохших от жажды, потрескавшихся губ и опухшему языку стало невозможно ворочаться в иссушенном рту. Потом ему стало все равно. Брат Иосиф… Нет, теперь уже просто Фернан Веласко, не знал, шел ли он еще или просто сидел у стены, ощущая ее прохладу спиной. А может уже и вовсе умер.
Потом темнота поблекла, и появилась Она. Первым, что осознал его почти угасший мозг, была нереальная зелень Ее глаз. Прохладная как вода в роднике и режущая как клинок. Вторым в сознание проник другой цвет – переливы меди и золота, струящиеся, согревающие, обжигающие и притягивающие. И вот он увидел Ее всю – от нежных кончиков пальцев на ногах до слегка вьющихся золотистых кончиков волос. Его взгляд не мог оторваться от небольших округлых упругих грудей с сосками цвета роз, от лона, покрытого мягкими золотистыми