Началось это: саморазрушение, распад – так Леонид охарактеризовал происходившее про себя, – когда советские танки ворвались в Прагу и им пытались противостоять безоружные студенты. А может – на Лобном месте в Москве, когда против империи и насилия вышли семеро бесстрашных222.
В семидесятом их было всего трое – Чалидзе, Сахаров и Твердохлебов, – но красная империя, затаив злобу, на время отступила. Через несколько недель или месяцев, когда Леонид впервые услышал про Комитет прав человека223, он понял: и х империя – не прежняя уже, она дряхлеет вместе со своими вождями.
Семидесятые, застойные… Много чего происходило в семидесятые… Эпопеи Владимира Буковского224 и генерала Петра Григоренко225, массовый характер приняла карательная психиатрия226 – лишь в конце десятилетия Леонид узнал от Чернобыльского про суды над Семеном Глузманом227 и Александром Подрабинеком228, пытавшимися открыть страшную правду, – возникли Хельсинкские группы и ширилось движение крымских татар229. Но, пожалуй, больше всего взволновали Леонида самолетное дело, последовавшие за ним карательные процессы и голодовка еврейских отказников в приемной Верховного Совета. И, конечно, «дело Щаранского»…
…Щаранский – человек-символ. Еврейский Давид против советского Голиафа. Девять лет слушали Леонид с Валечкой радиоголоса, до тех пор, пока в восемьдесят шестом, при Горбачеве, Щаранского не обменяли на знаменитом Берлинском мосту Глинике, том самом, где почти за четверть века до того обменяли Пауэрса230 на советского шпиона Абеля.
К тому времени сложилась новая традиция заложничества: обменивать диссидентов, словно живой товар. Десятью годами раньше в Швейцарии на Луиса Корвалана231 так же, в наручниках, обменяли Владимира Буковского, объявленного не только антисоветчиком, но и хулиганом. В тот раз народ веселился, даже частушку придумали:
Обменяли хулигана
На Луиса Корвалана.
Где б найти такую бл*дь,
Чтобы Брежнева сменять?
…Закончились семидесятые советским военным вторжением в Афганистан. То было начало конца. Советскому Союзу оставалось жить немногим больше десяти лет, но никто об этом не догадывался.
41
…С вечера, как всегда, они с Валечкой слушали «Голос Америки». Передавали про суд над Владимиром Буковским, его процесс шел как раз в Мосгорсуде – судили «за антисоветскую агитацию и пропаганду». Ночью они долго не могли уснуть – о, любовь, любовь, ничто, даже этот нечестивый суд не мог ей помешать, – а утром Валечка присела к Леониду на колени и произнесла своим волнующим голосом:
– Мне