Несколько дней и ночей в квартире никто не появлялся. Варя возвращалась туда после работы, растапливала печку в кухне, приникала щекой к гладким изразцам и плакала ни о чем, о сущих пустяках, может быть, о забытом дома красном шарфе, может быть, о сквозняке из неплотно закрытой форточки. А может быть, немного о Володичке. Но однажды вечером ее встретила в дверях строгая, вытянутая в струну женщина с рыжими волосами. Оглядела Варю с ног до головы и, сухо поздоровавшись, исчезла в своей комнате.
Вскоре выяснилось, что соседка с красивым и странным именем Александрия будет новой Вариной начальницей, а ее приемная – Вариным рабочим местом. Рассудительная и требовательная, она обращалась к Варе «милочка» и ожидала от нее предельной точности в словах и делах. И хотя она казалась холодной и высокомерной, Варя была только рада этому. У нее была работа, никто ее не жалел, и не было времени на выматывающие мысли.
Через месяц ей случайно передали письмо от отца, он ездил по фронтам с концертами вместе со своим хором. В письме он сильно волновался, не понимая причин бегства, и просил срочно телеграфировать. Но Варя ничего отвечать не стала, только опять немного поплакала возле печки.
Она часто представляла себе, что творилось дома, когда она – дочь известного на весь мир композитора и пианиста Кузнецова – пропала за день до эвакуации. Плакал ли отец, или только злился и пил сердечные капли? Бегала ли по дворам Настя, домработница, собирая слухи? Оставался ли румянец на щеках Володички, когда он пришел передавать отцу записку о том, что Варя не вернется? Выдал ли он ее?
Володичка был таким хрупким и юным, что Настя приговаривала: «так и хотца переломить об коленку», помогая ему снять пальтишко в прихожей. Отец не мог насмотреться на его игру, любовался быстрым ходом пальцев, прочил известность и считал его своим лучшим учеником. А Варя мечтала сбежать с ним куда-нибудь далеко, где он смотрел бы только на нее. Но он приходил к ним только затем, чтобы заниматься с отцом и говорить о музыке. В доме собирались знаменитости, и все кружилось вокруг черного блестящего рояля с золотой надписью «C. Bechstein», и все в нем отражалось и преломлялось. Гости казались уродливыми и прекрасными одновременно, и Володичка играл для них. А