Ее-то, непоправимую ошибку, он и пытался исключить из всех возможных вариантов целиком и полностью. Как он сам говаривал, посмеиваясь, – «целиком и наполовину».
В хилой груди Дмитрия Кошелева пряталась, как мышь в норе, мелкая и низменная душонка – настолько трусливая, насколько и подлая. Безрассудная рискованность, удалая бесшабашность и тому подобное Диминой натуре были никак не свойственны.
Небезопасные или скандальные разговоры он предпочитал вести по телефону; если бить – то из-за угла.
А свести к исчезающе малой величине опасность «погореть» возможно было только лишь при условии выверенной, до последнего миллиметра и секунды, разработки.
Боязнь встретиться с опасностью лицом к лицу с годами превратилась в некую медицинскую проблему, нечто вроде фобии.
Тем не менее, Кошелев громадными усилиями воли из разболтанного лентяя сумел переделаться в последовательного упрямца.
Как на хорошего инженера или писателя, без остатка увлеченного любимым делом, иногда находят озарения (даже во сне), так и на Кошелева иной раз снисходили всякого рода выдумки да идеи, настолько он был захвачен осуществлением своей мечты. Количество умственных усилий неизбежно переходило в качество.
Кое-что Дмитрий черпал из многовекового опыта незаконопослушной части человечества, иногда изобретал велосипеды сам. Первым – одним из самых важных – ним было принято правило: поменьше «светись» – во всяком случае, под своим именем. Кошмарный урок, полученный на «Яме» и за ее пределами, не пролетел сквозь уши, напротив – засел в «чердаке» Кошелева толстым колом.
Полностью следуя изложенному выше правилу, для посещения закрытых отделов библиотек Кошелев собственноручно смастерил себе липовое удостоверение личности. Ненавистную бороду отращивать не стал – до конца жизни таскать этот дурацкий веник на лице, что ли?
Он просидел за работой целый день, но потерянное время того стоило. Взяв поздним вечером результат своего кропотливого труда в перепачканные руки, новоявленный фальшивомонетчик приятно удивился самому себе.
– Ай да Дима, ай да сукин сын! – паскудно изгадил своим именем выражение восторга великого писателя Кошелев, разглядывая свое творение.
С новеньких, еще остро пахнущих типографской краской красных корочек с надписью золотым тиснением «Удостоверение» (прогрессивно перестроившиеся новорусские типографии в изобилии печатали подобные заготовки для всякого рода преступного люда, и продавались они на каждом шагу) на Кошелева строго взирал сквозь огромные очки его несуществующий двойник – Максим Андреевич Павлов. Как явствовало из каллиграфическим почерком выведенного пояснения к образу,