Сергей помолчал немного, прошёлся по кабинету, посмотрел на Веньку. – Подумайте над тем, что я сказал. Ну всё, на сегодня, думаю достаточно! А завтра поглядим, как дела пойдут. Хорошо?
– Хорошо, – машинально ответил Веня. – Поглядим.
– И не вступайте, умоляю, в тесные контакты, там у себя, в палате, очень вас прошу! Вы на днях отсюда выйдете, а сколько им здесь оставаться, даже Господу Богу неизвестно! Обещаете?
– Обещаю, – твёрдо ответил Веня. – Да мне, в общем-то, и ни к чему. Тем более, раз вы говорите завтра…
– Завтра, Вениамин, – с лёгкой укоризной произнёс Сергей, – завтра мы только поглядим! А там уже, возможно, хоть что-то и решим. Вы слишком-то, Веня, не спешите! Ничего пока не ясно!
На этой оптимистичной ноте разговор можно было считать законченным. Сергей подошёл к окну, открыл фрамугу.
– А теперь идите ужинать. Я слышал, курица сегодня. Не мешало бы вам немного подкрепиться. И не забудте горло на ночь прополоскать…
Полночи Венька ворочался с боку на бок в тяжёлом забытьи. Заснуть по настоящему ему никак не удавалось. То ли курица неправильно легла, то ли диссонанс когнитивный одолел, а может днём, на неделю вперёд выспался. В ночной тиши, под нежным воздействием таблеток мирно храпели психи, негромко тикали настенные часы, вот уже и первый трамвай прозвенел за больничными воротами, и лишь тогда он наконец забылся в беспокойной тяжкой дрёме.
Глава седьмая
Под утро Вене приснился странный сон. На чистом молодом лугу он неспешно жевал свежую зелёную травку волшебного изумрудного оттенка, в этом чудесном мире он был лошадью. Или, скорее, конём, только не молодым горячим скакуном, нет, увы! Довольно старым, пожившим уже лошаком, из тех, о которых говорят: старый конь глубоко не вспашет, но и борозды не испортит, а ещё (он осознал это особенно остро), что коней на переправе не меняют. Привязанный длинной верёвкой к одинокой березе Веня послушно и мирно пасся, мягкими губами неспешно подрывая горьковато-сладкую полевую зелень. Внимательно выбирая сладкие, сиреневые цветочки кашки и обходя горькие ростки полыни да ядовито-жёлтые, дурманящие обманчиво нежные солнечные кружочки мать-мачехи неспешными шагами он обходил свою территорию по кругу. Ему было спокойно и легко.
Неподалёку, совершенно свободно, без всяких верёвок и берёз, паслась одинокая, молодая, золотисто-гнедая кобылица. Время от времени, лениво помахавая хвостом под жарким солнцем она отгоняла надоедливых мух. В отливе полуденного света спелыми пшеничными колосьями играла на лёгком ветерке её золотая грива, а от кобыльего её, беспокойного молодого