А я, как водится, сразу ничего не поняла.
– Что значит «вексель»? Кто кому должен уплатить восемь тысяч?
Но мне никто ничего не ответил.
– Восемь тысяч! – как во сне повторяла мама. – Да если продать все, что у нас есть, вплоть до белья и посуды, мы не наберем столько! Нет, дедушка не мог оставить такого векселя: или это подделка, или ему дали подписать бумагу, когда он уже был не в своем уме. Что же делать? – Мама стала какая-то бледная и беспомощная.
Я ее никогда такой не видела. И вдруг она сделала над собой усилие и заговорила сразу другим тоном:
– Прежде всего надо опротестовать этот вексель, завтра с утра я еду в Москву, обращусь к Ледницкому – это замечательный адвокат, восходящее светило, – и тут же надо составить прошение в земельный банк, чтобы мне разрешили продать часть леса для уплаты по векселю. Думаю, в этом мне поможет Петр Иванович Корженевский. Няня! Велите Якову запрячь Красотку в шарабан, я сейчас поеду в Можайск, а если Петра Ивановича там нет, его отец Иван Доминикович мне поможет, ведь он был член окружного суда.
Я чувствовала, что мама вся закипела энергией, и сразу успокоилась. А Ташенька стала очень грустной.
– Ты теперь все время будешь ездить в Москву, – печально сказала она маме.
– Что же делать, детка, не по миру же нам идти!
Когда мама уехала, Таша совсем поникла.
– Ты так расстроилась из-за этого векселя? – спросила я ее.
– Не из-за векселя, а из-за мамочки.
– А по-моему, она сейчас уже не так расстроена.
– Да, но как ей тяжело-то будет! – вздохнула моя мудрая сестричка.
– Пойдем на кухню, – сказала я.
На кухне все трое – няня, Яков и Параня – говорили все про тот же вексель. Я подсела к няне и попросила мне объяснить кое-что непонятное. И все-таки в мои мозги никак не могло уложиться, что Сашенька, которая так любила и маму, и меня, могла потребовать с нас такую огромную сумму денег, зная, что у нас их нет.
– Как же она могла это сделать? – спрашивала я няню.
– Трудно сказать, – задумчиво отвечала няня, – а может, ее натолкнули на это, ведь люди бывают очень жадные, из-за денег родного отца не пожалеют.
Из этих слов я поняла, что няня намекает на Машеньку или на ее мужа, и мне как-то сразу стало легче. Вообще, должна сказать, что, несмотря на свои десять лет, я была очень легкомысленна и ни разу не задумалась над тем, каково было маме пережить это лето, которое так и прошло под знаком судов и пересудов, прошений и хлопот. Таша в семь лет понимала это лучше меня.
Мама вернулась из Можайска скоро и привезла с собой Петра Ивановича Корженевского. Мы с Ташей очень обрадовались, ведь Петра Ивановича мы считали своим гостем вроде Булановых и Дуни. Он всегда очень много уделял нам внимания. Мы сообщали ему свои новости, он рассказывал нам что-нибудь интересное, но больше всего мы любили, когда на большом турецком диване, стоящем в столовой, изображалась «куча-мала».
– Давно, давно