– Они интересовались только золотом и серебром, мерзавцы… – окаймленная серебром, выложенная гагатом и перламутром шахматная доска треснула. Фигурки, в беспорядке, тоже валялись в ящике. Мишель поднес к лупе черного короля:
– Франческо Медичи, – он даже улыбнулся, – черты лица похожи. Доску хороший мастер делал… – ему стало интересно, кем был сеньор Корвино, преподнесший герцогу коралл:
– Корвино, значит, ворон… – Мишель сидел с блокнотом на прохладном, металлическом полу ангара, – может быть, это первый муж миссис де ла Марк, основатель «Клюге и Кроу». По легендам, он много путешествовал, а миссис де ла Марк якобы в гареме жила… – семейная хроника могла подождать.
Занеся в список остатки коралла, Мишель почесал ручкой, в белокурой голове. Метрах в трех от него болтали охранники:
– Во Флоренции Волк меня через линию фронта перевел. Где он сейчас, где Меир, где Авербах? Где Россо и его Лючия Катарина… – родственники и товарищи по оружию могли быть давно мертвы.
Мишель, все равно, возвращался мыслями к погибшему в наводнении рисунку Дюрера:
– Или не Дюрера. На нем изобразили женщину, позировавшую Ван Эйку… – он быстро написал в блокноте:
– Дюрер ездил в Италию в 1494 году. Ван Эйк умер в 1441 году. Россо Фьорентино родился тоже в 1494 году. Его отца звали Якобом, по прозвищу Тедеско. Павел настаивал, что семья Фьорентино из России, отсюда и Россо. Они могли приехать из Нижних Земель… – предполагаемый рисунок Дюрера делал не Россо Фьорентино:
– Он тем годом младенцем был. Интересно, когда и где появился на свет его отец? – Мишель напомнил себе, что его раздумья бессмысленны:
– Но женщина, женщина… – он вернулся к ящику, – почему Дюрер или кто-то еще нарисовал сову, на ее плече? Сова, символ мудрости… – вытаскивая и описывая шахматные фигурки, он, для удобства, опустился на колени. Мишель сначала, не понял, что оказалось у него в руках. Охранники продолжали переговариваться. Он, едва дыша, вытянул вещь наверх. Мишель работал, как шахтер, с лампой, закрепленной на голове. Он вспомнил много раз прочитанные строки:
– В эту пору мне попалось несколько небольших турецких кинжалов. Рукоять кинжала, как и клинок, были железные; также и ножны были железными. На вещицах высекли множество красивейших листьев на турецкий лад, очень тонко выложенных золотом. Это возбудило во мне великое желание попытаться потрудиться также и в таком художестве, столь непохожем на остальные. Видя, что оно мне отлично дается, я выполнил несколько работ… – на изящных, под женскую руку, ножнах, стояло клеймо Бенвенуто Челлини.
Мишель провел пальцем по золоченым лилиям:
– Действительно, ему все отлично далось. Интересно, почему лилии? Может быть, кинжал предназначался для кого-то из Франции. Для Екатерины Медичи, она к той поре регентом стала, или для Маргариты Валуа… – лилии могли быть и любимым цветком неизвестной заказчицы