Вот послышался звук открывающейся двери, и голос майордома возгласил:
– Его светлость князь Корнелий Марцеллин, сенатор Империи!
София мгновенно ушла под воду. Там у неё мелькнула честолюбивая мысль, что обращение «светлость» звучит получше обращения «сиятельство», а значит, нужно принудить отца уступить ей место Юстинов в Сенате, дающее право называться «светлостью». Потом она вспомнила, что двадцатисемилетняя красавица не лучшим образом будет смотреться в окружении завистливых сенаторов-геронтократов и вернулась к выводу, что и «сиятельством» быть неплохо, особенно в роли первого министра Империи. Каковую роль она и получит по достижении тридцати лет, если обыграет дядю в этой и последующих партиях.
Из-под воды она услышала гневные раскаты дядиного голоса и неуверенный писк своего майордома. Помедлив немного, София высунула голову из воды. Впечатление, произведенное ею на дядю, оказалось выше её собственных ожиданий: похоже, он ожидал увидеть всё, что угодно, только не это. Она рассмеялась и небрежным движением кисти руки отправила майордома. Взирая на дядю смеющимся победительным взглядом, София великодушно позволяла ему начать партию: в любом случае фигуры на «доске» уже расставила она.
Тридцатидевятилетний князь Корнелий Марцеллин выглядел великолепно в калазирисе жемчужно-розового цвета, безукоризненно сидящем на его подтянутой сухощавой фигуре, и остроносых туфлях из мягкой кожи эмпуса. На груди калазирис пересекала широкая муаровая лента с закрепленным на ней символом сенаторского достоинства – большой звездой о двенадцати лучах. Поскольку князю Корнелию покровительствовал аватар Грифон, сенаторская звезда была гранена из розового топаза и оправлена в золото. Княжеская диадема, покоившаяся на его голове, также была украшена розовыми самоцветами и кораллами.
Короткая клиновидная бородка оказалась, как всегда, аккуратно подстриженной. Тонкие щегольские усики выглядели продолжением столь же тонких, но изящно искривлённых губ. София знала, что дяде приходится подкрашивать свою седеющие волосы, дабы придать им благородный вороной цвет. Главной достопримечательностью дядиного лица был нос, но не римский и не греческий, а похожий на клюв птицы ибис, такой же изогнутый дугой, закругленный, каким изображали нос своего ибисоголового бога Тота древние египтяне. Облик Корнелия Марцеллина удачно дополняли чуть раскосые глаза сероватого отлива, в которых обычно присутствовало насмешливо-покровительственное выражение; наивен был всякий, кто надеялся по этим глазам прочитать владеющие их обладателем чувства –