«О, ужас, – промелькнуло в голове несчастной Кримхильды, – сто империалов! Отец никогда не дарил мне ничего больше чем на один серебряный денарий!»
– …А ваш отказ принять мой искренний дар будет равнозначен пощёчине мне, вашему преданному другу; скажите, чем я заслужила подобное к себе отношение?
Тон, которым была произнесена эта тирада, полностью соответствовал её содержанию. Разрываясь между жгучим желанием носить и дальше этот чудесный наряд, боязнью обидеть радушную хозяйку, с одной стороны, и страхом неизбежных последствий, с другой, Кримхильда расплакалась прямо на груди княгини Софии.
Та чуть отодвинулась, чтобы слёзы принцессы не подпортили карминно-атласную рубаху, и с сочувствием проговорила:
– Ну, так что ж вы плачете, моя дорогая красавица?
– Как же мне не плакать, ваше сиятельство? Отец убьёт меня, когда увидит.
София Юстина покачала головой в знак несогласия.
– Вы плохо думаете о своем отце, дорогая. Какой отец не возблагодарит Творца, узнав в своей дочери настолько изысканную красавицу?
– Вы не знаете моего отца. Он не такой, каким вам представляется.
– Понимаю, его светлость прежде дурно с вами обращался. Но, подумайте, принцесса, разве милость, явленная ему богами небесными и богом земным, не может изменить натуру человека?
– Отец меня убьёт, – с уверенностью обреченной повторила Кримхильда. – Или, в лучшем случае, выпорет. Но оставить платье всё равно не позволит.
– Вот что я вам скажу на это, дорогая. Возможно, ваш отец сперва будет удивлён, возможно даже, он выбранит вас сгоряча, – но, поверьте мне, это будет ваша первая победа над предрассудками, низводящими женщину до положения домашнего скота! Отец откроет в вас не только восхитительную красавицу – он найдёт в вас личность! Гнев пройдёт, а гордость останется. Поверьте мне, дорогая Кримхильда, герцог Крун будет гордиться вами! Когда-то нужно сделать первый шаг. Нет лучшего времени для такого шага, чем сегодня, здесь, в Темисии, когда предрассудки рушатся, а рядом с вами ваши новые друзья, готовые вас поддержать!
«Сегодня я неподражаема, – отметила сама для себя София Юстина. – Как замечательно, что отец в своё время не скупился на лучших учителей риторики для меня, а я была прилежной ученицей!»
Действительно, речи хозяйки возымели действие, и уверенность обречённой обратилась у принцессы Кримхильды в решимость обречённой. Сделав над собой усилие, она молвила:
– Будь что будет! Надеюсь, вы окажетесь правы, ваше сиятельство.
– Да будет вам известно, дорогая, я ошибаюсь очень редко, – ответила София Юстина.
Затем они покинули комнату цирюльника; напоследок мастер Давид отпустил обеим женщинам ещё несколько особо изысканных