– Френсис заявляет: «вздор!» – а сам уже разгорается; идея отыскать сердце планеты, источник жизненной силы захлестнула его с головой, – Лиам говорил. – Сказка ведь, думаешь, действительно вздор, но смотришь на него, такого решительного, слушаешь пламенную речь, встречаешься случайно взглядами, и вдруг проскакивает мысль: «а ведь найдет; отыщет ведь»
Так давайте же принесем клятву. Здесь. Сейчас. Поклянемся, что всегда будем честны перед друг другом, что никогда, никогда, никогда друг от друга не отвернемся, как низко бы не упали, как сильно бы не отклонились от курса.
– Клянусь. Но я хочу что-то сказать, однако же, знайте, я не сумасшедшая, – Дженни говорила. – Восприятие субъективно по определению, что, конечно, не упрощает моей задачи. Я хочу сказать, что у меня нет лица. И еще я хочу сказать вам, что люблю вас, хоть и не понимаю, как это можно, любить, не зная, что это такое. В голове у меня раздается такой характерный щелчок, когда что-то правильно; что-то произошло, и это было правильным. Вот опять – щелчок; вокруг темным-темно, черной пеленой затянуто небо, а я так ясно все вижу, словно днем. И сейчас, не нарушая хрупкого равновесия, мы погружаемся в то молчание, в которое изредка бросают слова, точно камешки на дно колодца.
– Мы принесли клятву, – Вито говорил. – Толчком ей послужила сила, что в сто крат чище самой светлой в мире любви, – это кратковременная искренность юности.
– Проходит ночь, проходит день; все вокруг проходит и меняется, – Лиам говорил. – Я усну, не сумев удержать момент (в который раз), а завтра мы снова будем вместе.
Настало завтра. Но вот забавная штука: «завтра» превратилось в «сегодня», а мы опять рядом, снова вместе, держимся друг за друга, не отпускаем, и это – не меняется. Огненный шар описывает дугу, уходит на запад, скрываясь за плоскостью восприятия; тени мечутся, танцуют, раскиданы по твердой выжженной земле – наши тени. В моменты, когда время бежит так быстро, что все вокруг становится незаметным, перестает существовать вовсе, и значение имеет только этот мяч и эти лица, звуки раскрываются особенно ярко, особенно остро воспринимаются переживания, эмоции; так отчетливо видны нити, оплетающие, разбегающиеся во все стороны. Для Ривер это всего лишь миг, еще один в веренице таких же, бесчисленных. А я этот миг выдолблю, высеку, вытравлю в пространстве так, чтобы всякий проходящий мимо остановился, чтобы задумался и, улыбнувшись запечатленному кадру, собственным мыслям улыбнувшись, сказал: «да, это было с ними». Я оставлю призрачный след, оставлю ориентир, сохраню часть истории.
– Иконы светятся; вокруг, повсюду лики святых, – Френсис говорил. – Священник запевает какую-то лабуду. Он говорит: «молись»; говорит «веруй». Что мне вера? Что мне Бог? Высокие стены обступают, сжимаются, давят; я ненавижу это