Да и зачем? Ощущения при этом, как правило, приятные. Но не более. Похоже на те, что сопровождают погружение в сон, когда очень устала, и глаза сами закрываются, а книжка выскальзывает из разжавшихся пальцев.
Но с Ведой обстояло несколько иначе и это её, не то чтобы смущало, но… она старалась не задумываться, почему Переход вызывает у неё – в этой или той сущности? – неистовую радость, которую, с позволения сказать, стоило бы назвать дикой.
Это необъяснимое состояние встречается и в обыденной жизни, но не в такой степени. Когда в сумрачный грязно-мокрый день, ощущая тяжесть зимней одежды, вдруг видишь, как яркий свет зажигается в луже, и свет дробится под ударами подмёток прохожих, вот тогда в голове под черепной костью зажигается свеча и собственная кровь начинает пьянить, превратившись в слабое вино.
И сейчас это произошло. Веда никуда не исчезла, просто отошла в сторону и смотрела на пляшущий свет. Она словно нашла в шкафу коробочку с бабушкиными драгоценностями или увидела во сне звезду.
Она знала, что изменилась внешне и весьма. Наверно, вид у неё внушающий почтение. Она бы ухмыльнулась, припомнив вопли этих протрезвившихся бедолаг, если бы вместо губ в форме купидонова лука у неё не появилось острое рыло с вечной усмешкой треугольной пасти.
Вода тоже изменилась. Сравнение с шампанским теперь казалось неубедительным и слабым – зачем непьющей рыбе эти жалкие человеческие возбуждающие средства?
Вода теперь была не мокрая, а пушистая, как любимый плед. Она шевелилась, как множество букв и иероглифов, которые слагались в бесчисленное множество посланий. Вода видела Веду и говорила с ней и о ней. Она была безразлична и заботлива без меры в одно и тоже время.
Акула не двигалась, это море двигалось сквозь неё. Веда в уголке сознания сообразила, как далеко она заплыла. Побережья как не бывало.
Прокричала птица – из тех, что прекрасны наверху, на распластанных двумя потоками свободы крыльях, и разочаровывают, цепко сидящие на перилах пляжей. Молочно-белая птица с жёлтыми глазами, лапки снизу похожи на детские рисунки цветов, летала над водой, в том верхнем неустойчивом мире.
Рыба без лишних размышлений убралась под воду со своим плавником, не замеченным пока с поверхности: вернули лезвие в ножны.
Тут из угла выступила собственной персоной Веда Львовна и шепнула: «Не вздумай…»
Но тотчас шторы раздёрнулись. Веду ослепило, и она зажмурилась.
Вильнула бурая тень под волнишкою. Удар изнутри шевельнул затихшую воду. Красивый большой нож так ровно разделил поверхность, что тонкий проборчик сохранялся на незримую долю мгновения дольше, чем положено по закону.
Птица?