Залесский отвернулся и вытащил из кармана сигареты. Тоска снова вгрызалась в душу, мотая лобастой пёсьей головой, всё крепче сжимая челюсти. «Уеду, уеду к чёртовой бабке! – решил он, словно уламывая эту муку отпустить, отцепиться хоть ненадолго. – Заберусь на озеро подальше и поглуше – так, чтобы никаких удобств, и самому решать, как согреться, наловить рыбы, добыть воды. Проморожу себя насквозь, оглохну от тишины, хапну забот по самое горло – чтобы осталось только желание выжить, и никаких мыслей о ней. Пусть решает, она сама должна решить, что делать со своей жизнью. У неё тоже есть право докопаться до истины».
…Через несколько часов он, загружая в машину раздувший бока рюкзак и дедовы рыболовные снасти – облезлый, спиленный на скос деревянный ящик, темно-зеленую брезентовую палатку, спальник, ворох одеял, ножовку, котелок и тонконогую буржуйку с разборной трубой – Залесский всё думал, почему так гадко на душе. Из-за проигранного процесса? Подаст апелляцию, так что надежда есть. Из-за Демидова, который смотрел так, будто у него отбирали его собственность? Плевать на него, пусть бесится. Из-за Таниных слов? «Он не такой плохой, как я думала», – сказала она, улыбаясь по-доброму, так светло и безыскусно, как умела только она.
Залесский почувствовал себя бесконечно уставшим, опустошённым – будто долго шел куда-то, нёс что-то ценное, но по пути растерял всю поклажу. И понял это, ещё не дойдя до цели – к которой теперь, в общем-то, бессмысленно было идти.
Он глянул в сторону дома и махнул Петровне, стоявшей возле окна. На подоконнике сидела вся кошачья братия – треххвостая, двенадцатилапая. Провожали. Залесский сел за руль, сунул ключ в замок зажигания – машина заурчала, готовая тронуться в путь. Юрий защелкнул ремень: он косо лег через старую дедову телогрейку – ту самую, в которой Таня приняла его за бомжа. И решительно отключил телефон – чтобы не мучиться, даром ожидая ее звонков.
Глава 10
Ультрамариновый платок тонкой вязки уютно обтекал плечи, делал пронзительнее и глубже синеву Марининых глаз. Она повернулась, горделиво выгнулась перед пыльным зеркалом.
– И платье примерь, – ворчливо сказал Никандров, бросая на продавленный диван хрусткий прозрачный пакет. – А чтоб не ныла, что бабки не приношу, бери, будь благодарна!
Рядом с пакетом плюхнулась ополовиненная пачка тысячных купюр.
– Слав, откуда? – Марина радостно взвизгнула и схватила пачку. Зелёные бумажки зашуршали в ее руках.
– Откуда-откуда… Добытчик в доме! Кто тя подогреет, как не мужик твой? – продолжал ворчать Никандров, но было видно, что ему нравится эта роль: денежного, крутого, пришедшего к своей крале с подарками. Он кивнул в сторону жёлтого пакета, оттопырившего целлофановые ручки: – На стол собери, сбрызнуть надо. Повод есть.
– А платье? – взмолилась Марина. – Я быстро, Славик!
– Ладно, сам, – он поднялся, взял пакет и потопал на кухню, тяжело впиваясь пятками в дощатый пол. А она