Спустя небольшой промежуток времени, вся затихшая от страха топа, вдруг начала суетиться, ахать, охать, интерес людей, стоявших сзади общего скопления людей просыпался более остальных: «Ведут, кого-то ведут, – слышалось со стороны передних рядов». Мария, благо, была женщиной достаточно высокой для того, чтобы встать на носочки и разглядеть хоть что-то, что так заставило людей взволноваться. И правда, с другого конца площади вели человека небольшого роста в оранжевой робе, руки были связаны за спиной, а на голове надет мешок из под картошки. «Не к добру это все, – подумала Мария, – если этот человек заслужил публично казни, значит, сегодня прольется еще немало крови». Опознать человека пока что не представлялось возможным, во-первых: расстояние приличное, во-вторых: мешок на голове не выдает никаких опознавательных знаков, но, несмотря на это, люди все равно толкались, опирались друг на друга, наивно пытаясь определить хоть какие-то знакомые внешние признаки бедолаги. Наконец, пленного довели до места, где раньше красовался памятник Ленину, который не так давно снесли, и где на днях планировалось установить бюст Адольфу Гитлеру. Расстояние до Марии с Абрамчиком оставалось довольно приличным и расслышать, о чем говорил командир батальона «Азов» было неневозможным. Спустя пару минут пламенной речи и бурной жестикуляции заиграла музыка, это был уже всем знакомый в городе марш «Wiking Devision», под который медленно из-за спины приговоренного стал подниматься флаг Вермахта. Наконец, с человека в оранжевой робе сняли мешок… «О, Боже, вскрикнула Мария, – это был Тамир». Вместе с Абрамчиком они стали протискиваться все ближе и ближе к месту предполагаемой казни. Мария, к сожалению, не помнила ничего относительно хитрого Тамира из-за пребывания в несколько дневной горячке и, естественно, была не в курсе того, как тот усмехался над болезнью ее сына.
Старый Азовец выступил с очередной пламенной речью, из которой всем стало понятно, что же такого паршивого натворил богоизбранный Тамир, раз заслужил кровавого представления на весь Славянск. Правда, вид у него теперь был далеко не представителя богоизбранного народа. Да и все следы его гордой мудрости куда-то бесследно исчезли. А дело заключалось в следующем: за первый год войны украинские каратели отличались крайне агрессивными, смелыми и, порой, вовсе неадекватными поступками на поле боя. И дело тут вовсе не в их арийский генах, не в крови викингах, а в потере инстинкта