– Приезжай в следующем году к нам, останешься у нас.
Марина, искоса, посмотрела, покачала головой:
– Не приеду. – сказала она с легким движением головы, – а потом добавила: – Твой отец аробщик?
– Да, – сказал я, явно краснея, – а что?
– Ничего, я просто так сказала, – она помолчала немножко, затем прождолжила: – Я сегодня видела его.
Я вмиг представил обросшее лицо отца, резиновые, изношенные лапти, клетчатую, старую рубашку, спадающую до колен, вспомнил брюки с тысячью заплаток на них, мгновенно вспомнил и спросил, вспотев и покраснев:
– Где?
– До твоего прихода сидела под деревьями, проехал на арабе, груженной сеном. Меня не видел.
Мы молчали. Я по-прежнему шел впереди, дорога сузилась, осталась только тропинка, а вокруг нас снова гнездились канарейки, печально и надрывно с перерывами куковала кукушка в лесной глуши. Лес закончился, мы вышли на поляну Джангира. На прошлой неделе мы были там, но сейчас ежевика была более спелая, ее было много. Длинненькая и сладкая, она бывает только здесь. Поели ежевики, сели на зеленой траве. Бесконечно приятно было смотреть издалека на наше село Хндзахут, затерявшееся в молочном тумане, потом снова ели ежевику. Родниковой холодной водой, от которой чуть мои пальцы не замерзли, я отмыл посиневшие от черной ягоды руки Марины. Марина без конца смеялась, потому что вода была слишком холодной, а я не отпускал ее руку, и моя рука дрожала, когда я опускал ее в воду и растирал губы Марины. Дыхание Марины было теплым, она смеялась прикрытыми губками, вроде, попыталась бежать, снова покорно остановилась, а я хотел, чтоб это мгновение задержалось, и сердце мое замерло. Потом, Марина, смеясь, убежала, роскошные волосы рассыпались по ее плечам.
Солнце уже дошло до покрытой густыми лесами горы Кхнахач и зашло за тучи, дремавшие на горе.
– Солнце уже заходит, – чуть издалека сказала Марина, – пошли домой.
– Солнце ждет нас, – сказал я. – В нашей деревне солнце умное.
Обратная дорога проходила через ущелья, мимо речки Барак джур. Я собрал полевой букет, закрепил в Марининых волосах, и вместе с восхитительным девичьим ароматом от нее исходил аромат цветов.
Вдруг, в лесу стало темно, верхушки деревьев закачались от сильного ветра. Канарейки перестали петь. Друг за другом, рассекая воздух, над лесами, разрывались молнии. Приближался дождь. Село было еще далеко, нужно было скорее перейти реку, потому что сзади, над высокой горой Кахнахач, небо потемнело до черноты, там уже шел дождь. Он шел над горами и ущельями в сторону села. «Скоро река станет полноводной», – подумал я. Мы с Мариной, держась за руки, бежали через сумрачный, качающийся лес и, как только перешли через реку, нас настиг проливной дождь. Зашли под одно случайное дерево, здесь было надежно, я посмотрел наверх и, взяв Марину за руки, выбежал из-под дерева, потому что это был высокий, вековой дуб, а у нас известно всем, что молния поражает, именно, дубы.
С Мариной побежали обратно