Ноги зябли, руки зябли. Сумка с бутылками была тяжелой, а на землю становиться не хотела, валилась набок. От курева на голодный желудок было противно. Хотелось бросить все к чертовой матери – и бежать отсюда куда подальше.
Но куда? Домой нельзя, на работу – где она работа? Некуда отсюда бежать.
Наконец, народ, уловив какие-то ему одному ведомые признаки, зашевелился, начал выстраиваться в очередь. Борщов оказался среди первых.
Ровно в 9—30 из двери соседней булочной вышел мужик в синем халате и с каменным лицом. Он проследовал к воротам приемного пункта.
– Тара есть? Деньги есть? По 0.7 принимаете? – засыпала его вопросами аудитория. Вопросами чисто риторическими. Открыв каморку, хозяин снова затворил ее – уже изнутри. Очередь потеряла стройность, Борщова оттеснили.
– Куда прёсся?! – взвизгнула какая-то бабка из передних. Синий-пресиний алкаш со знакомым лицом (не вчерашний ли?) потрясал тремя пустыми бутылками и молча, неумело изображая глухонемого, лез к воротам. Не отставали и другие его соплеменники. Но женская часть не сдавалась. Ни полметра не отдавала территории. Разве что, Борщова, да еще двух-трех таких же оттерли.
– Мужчина, вы ведь только что подошли! – возмутилась одна из оттертых, хорошо одетая дама с маленькой сумочкой. Обращалась она к другому «ледоколу». – Я тоже с тремя бутылками!
Тот, к кому она обращалась, лез вперед с индифферентным лицом. Борщов, рядом с которым все это происходило, непроизвольно схватил его за воротник. Раздался треск гнилой материи, но молчаливый даже не обернулся. Сергей отпустил его, плюнув.
– Кошмар какой-то! – обратилась к Борщову дама.
Он пожал плечами, отвернулся. Хрен с ними, пусть лезут. Солидные люди с большими объемами посуды даже и не суетились. Десять минут меньше, десять минут больше – какая разница?
А дама не выдержала, ушла. Правильно, не надо браться не за свое дело. Думала, небось: забегу-ка я перед работой, посудку сдам…
К десяти тридцати Борщов уже поднялся с пивом на свой пятый этаж. С замиранием сердца он прислушался у двери. Вроде бы тихо. Осторожно открыл квартиру. Сумки из коридора исчезли. Стояла тишина.
Заглянув на кухню, он увидел записку на столе. Прочел:
«Марина! Мы поехали, спасибо за приют. Обязательно позвоню, когда доберемся до дома. Привет Сереге, Настене. Пока! Торопимся, чуть не проспали.
P.S. Привет от Александра».
«Привет Сереге…» – перечитал Борщов, и сердце запрыгало в груди. Сереге. Он так и представил ее немного грассирующую речь, грудной голос – как будто тот, из молодости…
Устало сев на табуретку, Борщов снова и снова вчитывался в эти два слова, вслушивался в звучащую в ушах эту фразу. Как будто мог обнаружить там еще что-нибудь недосказанное. Надо было плюнуть вчера на всё, да и объясниться!
Решительно убрав записку,