проплыть по комнатам
и выплыть из окон.
Габриэль Гарсиа Маркес
Их воздух промокший стал водопадом
За давностью лет задубевших дождей.
Сухая земля стирается взглядом
Дождливого бога —уже без ножей.
Их стены саднят, пороги заплыли,
В корсеты из плесени влезли дома.
Безумие в жилах, выдохи гнили;
На улицах – реки и волглая тьма.
Из ливневых ниток город довяжет
Пинетки и саваны – кокон на всех.
Задержится рыба перед трельяжем
С моею помадой в накидке под мех,
Покружится плавно – гладь отраженья
Кругами пульсирует, чтобы в мурьях
Откликнулась жизнь…Часы без движенья —
Пустая икринка в забытых морях.
Не лебедь и не щука
Везде на земле я видел
караваны тоски и смятенья,
высокомерные в скорби,
опьяненные черной тенью.
Антонио Мачадо
I
Минута мира. Распустились губы для шёпота.
По песочным рукам верблюды идут без топота,
Горбы их растут, как мозоли, от скорбящих обуз,
На шеях плешивых тоскливыми сотнями бус
Повисли все полдни, закаты; срываешь, но – утро.
Тенистый оазис. Не манит, а более мудро
Мрачнеет в смятённых иллюзией ясного рая.
Бог дал оберемок, ты – хлыст. Верблюдица злая.
II
Я – вьюк, твой вьюк, взвали меня на плечи,
Со мной устойчивей стоишь.
Вся тяжесть мук уйдёт в меня и в речи,
За кои после ты сгоришь
Под ношей слов полыхающих ночей:
Мир – жар и копоть. Лишь после он – ручей.
Стоящим крест продержится не долго,
Согнутся ноги, мой атлант.
В моих вещах – твоей земли дороги,
Тебе теряться в них, талант,
Придётся оттого, что я поклажа —
Пески, стихи, вода, огонь и сажа.
Бытующая магия
Из вин распитых явится река,
Хмельными волнами уткнувшись в ноги,
А ветер станет кожею песка.
Из дней прожитых строятся полки,
Идущие просить продления дороги.
Материй много, радуйся и тки,
Задумай берег медленных часов,
На нём сгрудятся ласковые горы.
А позже – город выйдет из кустов,
Стыдливо пряча око за заборы…
… за двести вёрст от края мира
родится сын твоей Пальмиры.
Пальцевик
Смотри-ка, занятный он, маленький старец
Из пёстрой тряпицы, одетой на палец,
Хохочет смешно – то морщась, то падая.
Похож на петрушку, только неладное
Творится с его залихватской игрою:
Глаза не горят, будто он под водою
Просматривать дно, не моргая, научен,
А смех артистичный обвязан беззвучьем.
Но корчится славно, не скажешь, что старый,
Такие коленца, что, может, отравы
Хлебнул пальцевик, раз в ладонь заглянув?
Потешный он точно, вот глянь, вельзевул,
Конечностей нет, и ты – бесконечен:
Сломается палец, а дед без увечий,
И снова скребется на прелесть повыше,
Кивнет головою, оденется, дышит.
Пока нам смешно, пусть руки меняет,
А мы наблюдаем, как он изменяет.
Кому-то, себе ли – не суть, и неважно
Насколько быть тряпкой, лишь бы не влажной,
не половой.
Близкие
Цветы улыбаются под нашим дождём.
А мы поцелуемся и дальше идём.
Простая дорога, чуть рваный асфальт,
Дождинки в зонте – то скрипка, то альт.
Раскованный шаг слетает, как тапки,
А мы обнимаемся и в небо-палатку
Неспешно заходим, там солнечный круг…
Пусть катится лето, подальше от вьюг.
Мода
Девушка носит винтажный шарм-кафф, читает Кафку и вяжет сон-шарф.
Глянешь ещё раз и хочется в шкаф, к скелетам