– Располагайся. – Мускулистая рука обвела комнату, указав сразу везде. – Многих знаешь, кого не знаешь – подходи, знакомься, у нас с этим просто. Наливай и накладывай себе сам, приглашения не жди. Короче, чувствуй себя, как дома. Много внимания уделить, извини, не смогу – сам видишь, за скольким следить приходится, в этом дурдоме я за главного. Возникнут проблемы – находи меня или Мадину. Прости, я побежал. Отдыхай!
Он умчался по очередному зову, что больше напоминал слоновий рев.
Меня удивило, что в качестве заместителя Гарун избрал разбитную Мадину, а не Хадижат. Младшая по-прежнему избегала досужего внимания, прячась в углу накрытого стола, подальше от всех и всего, что могло нарушить покой. Похожая на сестру чертами, она была противоположностью в остальном: вместо дерзкой худобы – обволакивающая мягкость, вместо жгучего взгляда в упор – взмах кротко опущенных ресниц в моменты, когда собеседник отвлекся. Одна активно радовалась суете, вторая тихо принимала. Ранее в разговорах со мной Гарун восторгался малышкой Хадижат, часто говорил о ней без умолку. Мадина такой чести не удостаивалась, вести о ней сопровождались кривлением губ. Потому, наверное, и вызвал удивление возникший в дверях образ. Есть поговорка, что чужие дети растут быстро. Это касается и чужих сестер.
Под постоянным приглядом брата Мадина училась в институте уже два года, а Хадижат только год. Обе жили с ним на съемной квартире, и если младшая беспокойства не причиняла, то старшая оказалась шилом в без того бурной жизни приятеля. Гарун уже устал следить за ней и периодически выпутывать из историй, но дорвавшаяся до свободы девушка совершенно не желала соответствовать стереотипу горской женщины – покорной, скромной и домашней. Мадине понравилось блистать. Ее влекло к шуму, людям и приключениям. В результате мечтой Гаруна стало как можно быстрее выдать сестрицу замуж.
Вторую сестру, Хадижат, называли просто Хадей, именовать длинно и строго столь милое создание, не умевшее мухи обидеть, было невозможно. Случайно пересекшись с ней взглядом, я подмигнул, показывая, что узнал и рад встрече. Девушка улыбнулась, головка смущенно кивнула, щеки покраснели.
Ладно, приличия соблюдены. Я перевел взор сначала на ожесточенно споривших на своем языке Гаруновых приятелей, потом на цветник из плюшевых блондинок, раскинувшийся с ближней ко мне стороны стола. Рядом с ними имелось место на придвинутом к яствам диване, и мои ноги сами направились туда.
Едва я плюхнулся на диван, соседка – одна из звезд потока, пухленькая златокудрая красавица – принялась в упор разглядывать меня в ожидании банального словоблудия на тему ее достоинств и моего ими восхищения.
– Привет, Настя, – кратко поздоровался я.
– Нальешь? – Знойная пухленькая ручка придвинула стакан.
Почему