– Я не бог!
***
Того могуществом умудрены поколения,
Кто оба мира порознь укрепил, сколь не огромны они,
Протолкнул небосвод он вверх высоко,
Двуединым взмахом светило толкнул и раскинул землю.
Ригведа. Гимн Варуне.
(Пер. Т. Елизаренковой)
«… пишу эти строки, не объясняя деяния – сделанного не воротишь, не растолковывая мысли – что хотел – сказал, и не в надежде на понимание – понимание подразумевает прощение, а мне не за что просить его. Во всяком случае, пока…»
Завитки букв ловко плели замысловатое кружево на канве бумаги. Складывались в слова, слова – в фразы.
Сюда, в дальние отсеки не долетали шумы жизни, жителей, лишь вечный гул корабля, почти родной, совсем незаметный там, нарушал одиночество полутемных переходов.
Здесь, в тусклом свете ламп, в компании гуляющего эха, создавалась иллюзия, что ты на необитаемом острове, один среди безбрежного моря звезд, один на один со звездами, а не на корабле, населенном тысячами индивидуумов.
Эммануил вернулся к письму. Перечитал. Для чего же он писал его? Словно самоубийца, в надежде оправдать поступок, либо оставить какой-либо след.
Аккуратно перегнул лист.
Его никто не видел, никто не последовал за ним. Возможно, люди все еще стоят на площади, раздумывая над последними словами. Еще не зная, не осознав, что они были последними.
Ковчег – большой корабль, здесь достаточно укромных уголков. В одном из них пряталась, похожая на гроб, криокамера.
Возможно, оправдывая схожесть, она станет таковой для него.
В таком случае – Эммануил надеялся – ее, их не отыщут, и холодная могила не станет местом поклонения и паломничества.
Сложенный листок он опустил в контейнер на боку криокамеры.
Быстро, словно боясь передумать, разоблачился.
Ладони непроизвольно обхватили плечи. Да, здесь, в неосвоенных секторах оказалось далеко не жарко.
Металлическая сетка пола заставляла топтаться на месте. Кляня проклятый холод, Эммануил выругался.
Смешно – через минуту он превратится в лед, возможно умрет, а его заботят холодные пятки.
Перепрыгивая с ноги на ногу, подгоняемый ознобом, а может, страшась отступления, забрался в камеру.
Ледяные дно и стены изголодавшимися кровососами кинулись тянуть из тела остатки тепла.
На сколько же поставить пробуждение? Лет на сто! Да, века должно вполне хватить.
Палец утопил кнопку.
Крышка камеры начала медленно опускаться.
ЧАСТЬ 2.
В прежнее время люди жили в Ковчеге,
Горестей тяжких не зная, не зная ни трудной работы,
Ни вредоносных болезней, погибель несущих.
Жили те люди с спокойной и ясной душою,
Горя не зная, и темная ересь к ним приближаться не смела.
Всегда одинаково чисты – были их помыслы, чувства.
Большой урожай и обильный
Сами давали собой хлебодарные