– Нина! У него кровь! Помоги мне! – выкрикнул он.
Вполне уже пришедшая в себя Нина Семеновна помогла ему спеленать мужа скатертью, и они вместе очистили от соколков, обработали и перевязали глубокую рваную рану на его плече.
ГЛАВА 2
* Сергей *
Прогулка по ночному городу наедине с девушкой будоражила мои фантазию и нервы. Прохладный ночной воздух напрочь прогнал сон. Таня шла молча, сосредоточенно переставляя ноги, иногда ее губы вздрагивали, как бы пытаясь выплеснуть наружу переполнявшие ее слова.
Я тащился рядом, тупо таращась в асфальт. С каждым новым шагом я порождал, прокручивал и отвергал внутри своей головы десятки фраз и тем для разговоров, но ни одна из них не казалась мне достойна того, чтобы быть высказанной.
Молчание прервала она:
– Зачем ты туда притащился?
– Меня Макс позвал.
– Один кретин позвал, а другой кретин приперся. Детское время давно закончилось, скоро рассвет. Тебя родители, наверное, потеряли уже. Иди домой.
– А ты?
– Что я?
– Ну, я же тебя проводить должен.
– Сама дойду.
– А мне потом Миха ноги выдернет, да и пока нельзя мне домой.
– Почему это тебе нельзя домой?
– Меня отец…
Я хотел сказать: "Убьет", но, поняв всю детскую наивность таких слов, смутился и снова замолчал.
– Так что отец? Что он с тобой сделает?
Я продолжал молчать.
Таня, не дожидаясь моего ответа, почти не касаясь, как мне показалось, земли, быстрыми шагами пробежала по детской площадке и, слегка подпрыгнув, уселась на качели.
– Ну! Чего стоишь как истукан? Покачай меня!
"Покачай ее", – противным голосом съязвил кто-то в моей голове. Я аккуратно обошел песочницу и, подойдя к Татьяне сзади, легонько толкнул старую выцветшую под дождем и солнцем дощечку сиденья.
Качели отозвались громким, протяжным скрипом.
– Чего остановился? Качай!
Невзирая на дикий скрип, продолжала она свою игру.
Я толкнул качели снова, и снова, и снова. Дощечка сиденья была очень маленькой, и мне пришлось задействовать всю свою ловкость, чтобы, раскачивая качели, не касаться руками ни Тани, ни нежной ткани ее юбки.
Каждый раз, взлетая передо мной вверх и устремляясь с новой силой вниз, белая копна ее волос развевалась в воздухе, слегка касаясь моего лица.
Мне нравился этот безудержный, такой неуместный в нашем положении, порыв ее детского веселья.
Из-за нарастающего скрипа я не сразу расслышал ругательства и крики, раздающиеся в наш адрес, из открытого окна на третьем этаже дома напротив детской площадке.
– Ну же! Качай! Качай сильнее!
Как