– Норман… Привет, – шепотом произнесла она.
– Можно? – спросил я и одной ногой переступил порог палаты. Хейзел кивнула и рукой показала на стул, который стоял рядом с её коляской. Я осторожно вошёл и сел на него.
– Ты так и не сказал, что значит твоё имя, – сказала девочка, продолжая смотреть в окно, будто меня здесь и нет.
– Ээ… Норман значит «северный человек», – Хейзел перевела взгляд на меня.
– Какая твоя планета? – сначала я не понял вопроса, но потом до меня дошло.
– Меркурий, а твоя?
– Юпитер. Ты любишь звезды? – она вновь взглянула в окно.
– Ну, наверное…
– У меня эпилепсия, а у тебя? – её взгляд вновь остановился на мне.
– Нарк… – Хейзел перестала моргать. Её глаза смотрели в одну точку. – Хейзел, ты в порядке?
Молчание.
– Хейзел!
Я сорвался с места, чтобы нажать на кнопку вызова, которая находилась у кровати. Нажав три раза, обернулся к малышке. Она медленно перевела взгляд на меня. Какого чёрта? Я, не отрывая взгляда от её лица, подошёл и сел обратно на стул. В палату вбежал врач, а за ним медсестра.
– Что здесь произошло? – спросил он, а затем подошел к Хейзел.
– Мы разговаривали, доктор, – пояснила девочка.
– Вы знали, что Норман значит «северный человек»? А моё «лесной орех», знали?
– Да, дорогая, – сказал врач, затем поцеловал её в макушку, посмотрел на меня и качнул головой в сторону двери.
– Ещё увидимся, – с улыбкой произнес я и покинул своё прежнее место.
– Что здесь было? – спросил врач, когда мы вышли в коридор.
– Хейзел внезапно замерла во время нашего разговора, её взгляд стал каким-то… пустым, я не знаю. Она перестала реагировать на меня, тогда я кинулся к кнопке, чтобы позвать помощь. Но не прошло и минуты, как она стала прежней.
Во время моего объяснения, доктор кивал головой, видимо, понимая, о чём идет речь.
– Это процесс отсутствующего взгляда и оторванности от мира называется бессудорожным генерализованным приступом. Абсансы – побочный симптом эпилепсии. Хейзел проводит в этой клинике уже третий год, но болезнь только прогрессирует. Вчера девочка внезапно потеряла сознание во время обеда.
От услышанного у меня пропал дар речи. Бедный ребенок. Не могу представить, какого ей в таком возрасте переносить подобные мучения. В очередной раз понимаю, что мой недуг по сравнению с её, – облегчение. Мне двадцать четыре, и мне тяжело жить, а как справляется она?
Как же хрупок человеческий организм. Вчера ты бежал кросс в пятнадцать километров, а сегодня ты инвалид. Жизнь несправедлива.
Вернувшись в палату, я увидел, как Аннабель о чём-то беседовала