– Амаки!! Керак эмас!
На бегу я лихорадочно вспоминал школьные уроки узбекского языка. Вернее, то, что отложилось в голове после тех уроков. «Амаки» – дядя, а вот «керак эмас»… кажется, «не надо». Растолкал толпу, проскочил коридор. В дезинфекционной на полу распростёрлась на защитном костюме девушка, разметав по полу чёрные волосы. Никита присел, осторожно взял её за плечо и повернул лицом к нам. Это оказалась секретарша, которая сидела в приёмной Рахматуллы Олимовича. Как я помнил, её звали Барно. Красивое лицо было «украшено» красным пятном на пол-лица и разбитой об пол бровью с несколькими сбегающими по виску каплями крови. Раздался стон, и девушка приоткрыла глаза. Губы шевельнулись, раздался слабый голос:
– Он… ушёл?
– Кто? Про какого дядю ты кричала?
– Амаки. Рахматулла Олимович… Он дядя мой.
Девушке помогли сесть, подбежал Сарвар, приложил к брови пострадавшей смоченный спиртом тампон. Потом её довели до жилого помещения и посадили на ближайший топчан. Подали воды, но руки Барно тряслись, и край стакана постоянно звякал о зубы. Кое-как справившись с несколькими глотками, девушка отставила посуду в сторону, коснулась рукой покрасневшей щеки и вдруг разрыдалась. Она что-то быстро говорила по-узбекски, глотая чуть ли не половину каждого слова, и её не мог понять никто из присутствующих, судя по недоуменным взглядам. Костя легонько тряхнул её за плечо и пробасил:
– Ну, успокойся. Что произошло-то? Толком можешь сказать?
– Я спала. Людей много, поэтому в домашней одежде. Проснулась от ладони, зажавшей рот. Он рядом стоит. Схватил меня за руку, сдёрнул на пол и потянул за собой. Я пошла, не понимая, что ему надо. А он в туда, где комплекты висят. Дверь закрыл и говорит: «Надевай костюм, быстро, мы уходим». Я спросила, зачем. И сказала, что не хочу наверх. А он швырнул мне костюм, говорит: «Быстро»… а сам злой такой. Я стою, не понимаю ничего, а он уже надел костюм и начал другие ножом резать…
– Что!!! – Костя подскочил, как ужаленный, и кинулся в дезинфекционную. Окружающие, по мере того, как вникали в смысл сказанных слов, начали проявлять беспокойство. Кто-то сыпал проклятиями и матом, кто-то начинал молиться. Послышались возгласы, что мы все погибнем. Меня тоже словно подбросило, сердце тревожно сжалось и чуть не остановилось. Если мы остались без