Дочь Санечка проснулась с плачем. Оторвав от подушки припухшее личико, вскинула к подбежавшему Сергею руки, обвила паучком. Тут же и поведала сквозь всхлипы, что ей приснилось страшное.
– Я видела, что ты умер, – вздрагивала она в его объятиях. – Лежал на столе такой белый, весь в цветах, совсем как наш дедушка…
Варя, супруга, погладив девчушку, сходила на кухню, принесла воду с горошинами валерьянки.
– Это всего лишь сон, – хором принялись убеждать родители. – Вот чудачка! А сон – это всегда неправда. Вроде картинки в детских книжках. Ты же в сказки не веришь?
– Верю.
– Ну, и напрасно! Их для детей сочиняют. Специально, чтобы напугать.
– А зачем? Зачем напугать?
– Ну… Чтобы было интересней, – Сергей в замешательстве переглянулся с Варей. – Понимаешь, многие любят, когда страшно. Вот для них и сочиняют такое.
– Значит, ты не умрешь?
– Конечно же, нет, – Сергей постарался рассмеяться как можно естественнее. – Сейчас отведу тебя в садик и побегу на работу. Некогда мне умирать.
– И мне некогда, – судорожно вздохнула Санечка. Она уже успокаивалась. – Столько дел в садике.
– Главное, не целуйся в садике своем, – Варя протянула дочке валерьяновые капсулы, помогла запить водой. – Находит, понимаешь, женихов. В пять-то лет!
– И что же… У Милены Логовенко тоже есть жених. Даже два. И у Катеньки Смирновой. Они давно целуются. Прямо как взрослые… – дочка уже улыбалась. Тема была куда интереснее, и недобрый сон стремительно размазывался, вагончиком убегал в ночное прошлое. Родители в меру подыгрывали, обряжая юную невесту в детский сарафанный гардероб.
– Александра, ты уже взрослая – значит, обязана и головой временами думать. Весна – холодная, кругом грипп, ангины, а через поцелуи передается вирус. Куда только воспитатели смотрят!
– Они не смотрят, они смеются.
– Конечно, смеются. Я бы тоже посмеялся… – Сергей присел на корточки, поправил воротник на малиновой Санечкиной куртке. – Как хоть зовут жениха?
– Костик. Парни его Костяем зовут, а я – Костик.
Имя соплюна-согруппника дочь произнесла с такой непривычной нежностью, что Сергей не удержался, ревниво чмокнул Саньку в щечку.
– Хорошо, пусть Костик, но давай все-таки договоримся: можете вместе рисовать, в кубики играть, в другие игры, но от поцелуев пока воздержись.
– Но ты же меня целуешь.
– С родителями это одно, с мальчиками – совсем другое. Подожди хотя бы до школы.
– У-у, это долго.
– А ты потерпи. Попробуешь?
Дочь взглянула на отца серьезными серыми глазенками, неуверенно кивнула.
А потом они шли, покачивая сцепленными ладонями, дружно перепрыгивая ледяные оконца, опасливо поглядывая на свисающие с крыш сталактитовые шипы.
– Смотри, какие сосульки – с тебя ростом!
– Красивые!
– Ничего себе красивые! Свалится такая – запросто убьет! – Сергей тут же пожалел, что напомнил о том, о чем напоминать не следовало. Санька немедленно попыталась рассказать увиденный сон, но находчивый папенька вновь перебил дочуру, рассказав свой, только что выдуманный – про умную девочку, сумевшую приручить одного медведя, двух волков и трех лисиц. Сказка была из классических: глупенькие звери рады-радешеньки были служить девочке, умевшей завязывать шнурки, чистить зубы и подметать пол. А уж за то, что девочка самостоятельно стригла ногти и утирала себе рот салфеткой, мохнатые хищники готовы были и вовсе корзинами таскать ей из леса грибы, ягоды и прочие вкусности. Сергей видел, что дочь не очень-то верит в наивных зверушек, однако на попятный идти не собирался – сочинял до победного. А возле садика ее и развлекать не понадобилось – еще издали дочь разглядела подъезжающие санки с дремлющим женихом и тотчас замахала ручонками.
– Костик, эй! Хватит спать, вставай!
Мама Кости приостановилась, постромки ослабли, и встрепенувшийся жених сделал попытку выбраться из санок молодецким прыжком. По-молодецки не вышло, жених шлепнулся в снег. Все четверо рассмеялись, и смех этот, как подумалось Сергею, стал тем ветерком, что окончательно развеял ночные видения дочери.
***
В работу он нырял, как в сон.
Или погружался, как в болото. Трудно сказать, что точнее отвечало реалиям. И не очень утешало, что таких как он насчитывалось превеликое множество. Нация трудяг, лодырей и туристов-романтиков в каких-нибудь два десятилетия превратилась в нацию торгашей. Кому-то это нравилось, кому-то не очень. Недавняя империя плелась своей особой неведомой тропой – снулая страна, разорванный на куски блин, багровый опоясок, так и не обнявший планету властным экватором. А ведь как мечтали, как горевали и горели! Казалось – чуть порасторопнее помахать казачьими сабельками, и угнездились бы