В батальонах пробыл он до самой темноты. Когда возвращался, всюду уже светились огни. Из приоткрытых дверей клуба слышалась негромкая хоровая песня.
– Стойте, – сказал Жогин шоферу. Он вспомнил, что давно уже собирался послушать, какие песни разучивают женщины под руководством Сокольского и Марии Семеновны. Недогляди за ними, так они подготовят песни только про поцелуи да любовные вздохи и ничего для воспитания солдат. «Ох, уж эти мне хористки», – с неудовольствием подумал полковник, поднимаясь на высокое крыльцо клуба.
В вестибюле перед ним промелькнул Сокольский и скользнул куда-то в боковую дверь. «Перепугался, – решил Жогин, дважды стукнув хлыстиком по голенищу. – Ничего, это на пользу».
Из вестибюля в зал двери были открыты настежь. Слова песни слышались уже явственно. Полковник остановился. Хорошо спевшиеся женские голоса выводили:
Милый мой, хороший,
Догадайся сам.
Поправив ремень и приосанившись, Жогин вошел в зал, сел на стул в первом ряду и терпеливо стал ждать конца песни. Женщины в белых платьях стояли полукругом, устремив взоры на Марию Семеновну, которая старательно дирижировала. В черном платье, изящно стянутом в талии, она выглядела особенно стройной. Жогин пожалел даже, что посмеялся утром над женой.
Песня окончилась. Не сходя с места, женщины вразнобой заговорили:
– Здравствуйте, Павел Афанасьевич!
– Давно вы не слушали нас. Уже выступать скоро!
Мария Семеновна сказала женщинам:
– Сейчас покажем полковнику всю нашу программу. Внимание, девочки! Поем «Уральскую рябинушку».
Она кивнула сидевшей за кулисами пианистке и взмахнула руками.
«Опять про любовь», – досадливо поморщился Жогин, но ничего не сказал, стал слушать.
После «Уральской рябинушки» хор исполнил частушки, в которых также пелось все больше про милую да про миленочка. Разочарованный, полковник встал и, не скрывая своего недовольства, многозначительно произнес:
– Да-а-а…
Женщины переглянулись. До сих пор все, кто слушали их, отзывались о репертуаре и его исполнении с похвалой, а командиру полка вдруг не понравилось. Мария Семеновна спросила нетерпеливо:
– Что смущает? Частушки?
– И частушки, и еще кое-что.
– Почему?
Жогин ответил не сразу. Он обвел женщин колючим взглядом, как бы спрашивая: «Неужели вы сами не понимаете?», потом сказал задумчиво:
– Любви слишком много, а духа солдатского нет.
Взволнованные женщины заговорили разом:
– Это же лирические песни. В репертуарный сборник они включены. По радио поют каждый день.
– Знаю, что по радио поют, – уже раздраженно заговорил Жогин. – А у нас войска. Мы не женихов готовим, а солдат. Понимаете?
– Но что же вы хотите? – добивались женщины.
Мария Семеновна волновалась больше всех. Она с дрожью в голосе сказала:
– Может,