– Отойди, Алька, – я снова злюсь.
Я пытаюсь поддеть доски лезвием лопаты. Наконец мне удается вставить его в щель, чтобы расшатать перекрытие могилы. В ночной тишине слышно, как в внутрь осыпаются частички земли. Запах стал сильнее. Резкий запах плесени, гнили и темноты терзает мои ноздри. По спине пробегает вернувшаяся волна озноба. Вздрогнув, я наклоняюсь, просовываю пальцы в проем между досками, натужно напрягая спину, тяну люк на себя. Доски выгибаются, трещат, ломаются окончательно истлевшие и, вдруг неожиданно, с всхлипыванием и чавканьем, сырая почва отпускает их края, и я едва не падаю на спину.
Темнота, медленно растворяющаяся под вгрызающимся в нее сбоку отблеском от горящего хвороста, шевелится, словно живая. Внутри древнего склепа, как сельди в бочке, стоймя набиты гробы. Темные, изъеденные гнилью, жуками и червями, чьи-то домовины вбиты так плотно, что образуют пол.
– Зажги фонарь, плохо видно, – почему-то шепчу я.
– Ты что, – шипит мне в ухо Алеся, – ошалел? Давай, подержу крышку. Найди камень.
Я осторожно становлюсь на осклизлые торцы гробов одной ногой. Ничего, держат. Однако не рискую перенести на источенную шашелем древесину весь вес тела. Осматриваюсь в полусогнутом состоянии, привыкая к жутко холодной темной сырости внутри склепа. Неясные, размытые очертания камня, на миг сверкнувшего в глаза символами, попадают в поле зрения.
– Он ждет нас, – сообщаю Алесе.
Я распрямляюсь и становлюсь перед лазом в гробницу, осторожно оттаскиваю крышку, испещренную многочисленными, глубоко вырезанными, надписями и рисунками, и опускаю ее на земляной холмик.
– Давай сюда факел, – протягиваю руку.
Рыжая отходит к стреляющему искрами вороху сухих веток и втыкает в него самодельный факел, оборачивается ко мне с огненной зарницей в руках, и в отсветах смолисто гудящего пламени я вижу внизу какой-то узкий предмет, тускло сверкающий между двух гробов. Наклоняюсь и вытаскиваю блестящую саблю. Прекрасно сохранившийся клинок. Взмахиваю им над головой и поворачиваюсь к Рыжей.
– Смотри.
Безумный животный ужас перекашивает лицо девушки…
Я тру пальцами переносицу, пытаясь осмыслить воспоминание. Тогда я упустил что-то жизненно важное для меня, а уж чем это было для Алеси я и представить сейчас не могу. Она испугалась простой сабли. Нет, не простой. Прежде, чем засунуть клинок снова между двух истлевших крышек гробов (никогда нельзя что-то брать из могил навьев без крайней необходимости – аукнется сторицей) я его тщательно рассмотрел и прочел инкрустированную надпись возле гарды. Тогда, на первый взгляд, ничего особенного в надписи я не увидел. Сабля и сабля, век шестнадцатый, может, начало семнадцатого. Но теперь, после слов навки, я с дрожью в коленках понимаю, что так напугало Алесю. Текст «Sigismundus III…». Король Жигимонт или Зыгмунт. Та сабля – это настоящая «зыгмунтовка».
В