«Я – Король Суши, и я выполнил свои королевские обязанности, – сказал он.
– Ран сказал мне, что ты – Снежная принцесса, так что завтра тебе следует показать мне окрестности».
«Звучит как уговор», – сказала я со смешком.
Следующим утром я наблюдала за тем, как свинячий восторг и аппетит к жизни вновь берут над ним верх. Пока я показывала Джозефу разные трассы и секретные целины, он, не мешкая, включился в процесс. Он вел себя как ребенок, «бомбочкой» прыгающий в воды озера жарким летом. В каждом его движении сквозило какое-то лихорадочное возбуждение. В том, как он катался, не было ни капли умеренности и контроля. Он катался совершенно не так, как учили кататься меня, и это очень мне понравилось. Я никогда не встречала людей, похожих на него. Я не до конца понимала, кто он, но одно было ясно наверняка – он не был «козликом».
Наблюдение за играми Джозефа в горах научило меня искусству катания на лыжах больше, чем все, с чем я когда-либо сталкивалась раньше. Его техника не была идеальной, так что дело было не в техническом исполнении. Более того, во многих ситуациях я бы охарактеризовала его как человека неуклюжего и раскоординированного, но каким-то образом ему всегда удавалось оставаться в вертикальном положении. Он олицетворял собой идеальный баланс между полным и безоговорочным подчинением стихии и физическим контролем. Это напомнило мне об одной перфоманс-художнице, которую я однажды увидела: эта женщина в буквальном смысле бросала свое измазанное краской тело на пустой холст в порыве полнейшей разнузданности. Пока она чинила свой великолепный хаос, аудитория завороженно за ней наблюдала. Ей было наплевать на то, что краска, капавшая с ее кожи, попадала на холст или парусину, которую она разложила под ним. Ей было все равно, что маленькие капельки брызг попадали на одежду и лица людей, наблюдавших за ней. Если бы Джозеф был там со мной и увидел бы эту женщину, я почти уверена, что он зааплодировал бы, а потом повернулся бы ко мне, и я бы увидела на его лице несколько капелек красной краски. «Сибуми! – сказал бы он. – Это было сибуми! Браво!»
Пока мы катались вместе следующие несколько недель, Джозеф много рассказывал мне о концепции сибуми. Он вычитал о ней в книге, философском триллере, главный герой которого был одержим стремлением существовать по канонам сибуми. Само по себе это слово происходит из японского сленга и обычно используется для описания эстетического качества чего-либо, скажем, произведений искусства или гончарных изделий. Вольно перевести его можно как совершенство, достигнутое без усилий, сложную, но органичную красоту или нечто суровое, но при этом элегантное. Последив за катанием Джозефа и узнав из разговоров с ним об этой концепции, я не могла отделаться от мысли, что его манера двигаться – подходящий пример, иллюстрирующий сибуми, нечто прекрасное, порожденное сочетанием дикой спонтанности и нескольких мазков контроля.
В один из уик-эндов, когда мы с Джозефом поднимались на кресельном подъемнике, он повернулся ко