говорят. Лет в пять он был привезёным в Москву дальними бездетными родственниками, которые
убедили его родителей, что мальчику в Москве будет лучше: и образование получит, и
московскую прописку.
Он был необычно поздним ребёнком. Родители его, очень пожилые, уже имели внуков.
Конечно, отец был гордился (ему как раз стукнуло семьдесят), что в столь почтенном возрасте
смог родить сына. Но малыш сильно подорвал здоровье матери, и было очевидно, что вырастить
его будет крайне сложно.
Московские родственники принадлежали к тогдашней, ещё довоенной, элите – Иван
Петрович Беленький работал в Совмине, а его жена, на четверть армянка, – в Министерстве
культуры. Они несколько раз забирали Жорика к себе в гости в Москву и привязались к малышу.
Им удалось убедить настоящих родителей оформить отказ от ребёнка – только так они могли его
усыновить. Так Жорик – в свидетельстве о рождении он был записан как Жора – стал носить
фамилию Беленький. Впрочем, весь его вид со всеми внешними атрибутами армянской
национальности представлял разительный и исполненный юмора контраст с фамилией; ирония
усиливалась тем, что по документам он всегда значился не Георгием, а Жорой, и почему
высокообразованные усыновители намеренно пошли на такой афронт в антропонимике – одному
богу известно.
После рождения дочери у Жоры Ивановича сработал, видимо, какой-то схожий механизм
противостояния обыденному, быть может навеянный армянскими генами, и он, к ужасу жены
Валентины, решил назвать дочь Клеопатрой. Самое поразительное, что в решающий момент в
споре с мужем по этому поводу Валентина обнаружила, что у неё нет убедительных
контраргументов.
– Клеопатра! – мечтательно закатив глаза, словно пробуя на вкус пахлаву, нараспев
произносил Жора. – А известно ли тебе, женщина, что означает это имя?
Валентина оплошала – не подготовилась к разговору и имела в арсенале что-то весьма
обыденное в диапазоне от Ольги до Екатерины. Но Жора, что называется, закусил удила, он был в
восторге от своей находки:
– Это имя означает «царица, любящая своего отца». Отца, понимаешь? И ты хочешь, чтобы
я отказался от такого имени для своей единственной дочери?! Тебя-то она и так любить будет – а
для меня это единственный шанс.
Имя оказалось пророческим – дочь любила отца нежно, с какой-то особой
доверительностью, какой так и не случилось в её отношениях с матерью. Но это стало понятно
много позже. Пока Валентина месяц после родов умоляла мужа дать девочке «нормальное» имя,
в качестве эрзаца использовали просторечное Лялька. Валентина окончательно признала своё
поражение, увидев свидетельство о рождении, где чёрным по белому